Савков уже исчез в темноте.
– Давай за ним! – собрав остатки сил, я поднялась и протянула Лу руку. – А то сейчас наколдует чего-нибудь с перепугу.
Савкова мы нашли перед одним из деревенских срубов, причем в компании мужиков с факелами. Они всей толпой долбились в ворота, покрывая хозяйку дома витиеватыми выражениями. Вокруг брехали собаки, особенно яростно и хрипло заливался хозяйский пес, пытаясь сорваться с цепи. Кое-где в соседних избах зажигали свечи, старались рассмотреть сквозь темные окна, что за разбой происходит. Мы подоспели в тот момент, когда ворота наконец-то поддались и вся орава исчезла в темноте двора. Через некоторое время появился взбаламученный Николай, ведущий под уздцы двух вполне приличных кобылок и огромного мерина.
– Че вы там делаете? – послышался откуда-то из-за соседского забора мужской голос.
– Коль, ты вправду что делаешь? – изумилась я наглому грабежу.
Тут из открытых настежь ворот староста за косу вытащил женщину, босую, в одном исподнем. Та дико визжала, пыталась вырваться, за что получила увесистым сапогом. После чего она захрипела, упала в грязь и зарыдала в голос:
– Не надо! Оставьте, изверги! Оставьте! Не делала ничего!
Она схватила Савкова за штанину:
– Будь ты проклят, безумный! Будь проклят!
Николай оттолкнул ее, но женщина, словно дикая кошка, вцепилась снова.
– Люди добрые, что же это делается?! – визжала она.
Никто не высовывался из дворов. Мужчины с потухшими факелами стояли у забора, почти сконфуженные и испуганные. Может, и хотели ведьмака остановить, да боялись, а Николай и действительно светился какой-то затаенной внутренней злобой, которую при свете дня, видать, прятал глубоко внутри.
– Ты, погань деревенская! – плюнул он и с силой отбросил женщину. Та отлетела на сажень, упала лицом в грязь. Черные длинные волосы разметались, окунулись в лужу, покрыв спину прядками-змейками. – Думала, за счет выпи еще молодой лет триста проживешь? Вот, мужики, – обратился он к присутствующим, – она эту гадость сотворила, она пусть и умертвляет.
– Садись! – приказал мне Николай, передавая поводья. – И только попробуй пискнуть, придушу!
Глядя в его перекошенное лицо, я посчитала за благо смолчать и быстро забраться на лошадь, только повернулась к ведьме, все еще сидящей в ледяной грязи. Глаза ее горели зеленым колдовским огнем, а над головой светился тонкий, едва заметный зеленоватый венок. Она не говорила в голос, лишь шевельнула губами:
– Будьте порчены все!
Неожиданно пахнуло жасмином, и что-то подобно плетке хлестнуло меня по лицу, даже голова мотнулась, а щеку обожгло. От страха пересохло горло и заслезились глаза. Я отвернулась и пришпорила лошадь, догоняя своих попутчиков.
Похоже, нас только что прокляли!
* * *
Утро мы встретили в пути, измученные бессонной ночью и тяжелой дорогой. Я широко зевала и едва справлялась с дремотой, веки с каждой минутой становились все тяжелее, и держать глаза открытыми было совершенно невозможно. Сон наваливался, не боясь ни утренней прохлады, ни болезненно ноющей щеки. Савков хмуро следил за бесконечной дорожной колеей, доверху наполненной мутной водой. Лу откровенно похрапывал в седле, голова с нахлобученной огромной шляпой качалась в такт спокойному ходу лошадки, а длинная шпага била по ее каурому боку.
– Ты, Коленька, – я широко зевнула, надеясь, что разговор поможет перебороть сонливость, – я смотрю, в конокрады прописался. Одобряю.
В общем, конечно, можно было поговорить о погоде и музыке, благо в институте для благородных девиц на трех языках светские беседы научили поддерживать, но отчего-то душа хотела скандала. Желательно с дракой. По личному опыту знаю, ничто так не бодрит, как чужая ярость.
Но Носков, боже мой, Савков на диверсию не поддался, упрямо молчал и не отрывался от созерцания живописных комьев грязи на обочине.
– Глянь, Колюша, – не унималась я, – сначала мой кошель, потом вот и коней стырил для нас. Глядишь, через пару дней мы с тобой какой-нибудь банк обчистим. А что? Во Вьюжном есть замечательный банк, его держит Роман Менщиков. Хотя нет, Дед (так его кличут) – мужик лихой, за такие проказы может и поломать, – прицокнула я, едва сдерживая смех.
– Если ты сейчас же не заткнешься, – прошипел Савков, – я сам тебя поломаю.
– Ох, а я думала ты спишь, – протянула я, усмехаясь. – Конечно, ты, наверное, спокойно спишь, и тебя не мучают кошмары. Ты же у нас чистенький и беленький сундук с секретами. Этакая шкатулка с двойным дном, под крышкой бриллиант, а что под бриллиантом? Какую гнилушку прячешь, а? – я покосилась на попутчика.
Тот невесело хмыкнул:
– Дура. Что с тебя взять, как брехливая собака: тявкаешь, тявкаешь, а для чего и на кого? Сама не понимаешь.
В это время Лу хрюкнул особенно громко, подавился, дернулся и наконец-то выпрямился.
– Куда мы приехали? – пробормотал он, едва шевеля языком.
– Это тебя надо спросить. Ты же у нас проводник, – набросилась я на него и действительно почувствовала себя лающей шавкой.
Впереди под горкой замаячила застава. Высокая полосатая будка с промокшим окским знаменем на шпиле. Несколько больших бараков-казарм, конюшня. По открытому двору мелькали стражи в зеленых плащах с красными нашивками, выделяющими Заокский стражий предел. Там же стояли арестованные подводы торгового каравана. Вокруг них словно ворон кружил начальник заставы, за ним по пятам следовал мальчик-служка. Картинка до слез повторяла ту, что мы видели на мосту-переезде.
– Надо свернуть, – скомандовал Савков. – Наверняка уже наводку получили из Малиновки. Остановят – не отбрешемся.
С тракта мы свернули на узкую проселочную дорогу. Пересекли поле и через пять минут скрылись в лесу. Казалось, минули опасность, но тут из-за поворота выехал ночной патруль. От них за версту воняло заговоренными мечами, через седельные сумки пробивался магический свет призм-заклятий. Разъехаться с отрядом на узкой дорожке мы никак не могли, пришлось поспешно потесниться к обочине. Стражи, не ожидавшие встретить путников в такой ранний час, вмиг очнулись, как один выпрямили спины и напустили на себя вид хмурой решительности.
Главный, с одутловатым недовольным лицом, впился в нас острым взглядом. Я опустила голову, делая вид, что рассматриваю колючку у себя на портах.
– Грамоты предъявите, – без вступлений потребовал он сиплым голосом.
Лу заволновался, его руки на секунду судорожно сжали поводья, даже костяшки пальцев побелели.
Пока он лез в сумку, в разговор вступил Савков:
– Мы заблудились, – простуженно прохрипел он, – пытаемся к Вьюжному выехать, а куда – не поймем.
– Так вам надо на основной тракт. – Казалось, главный успокоился, из взгляда улетучилась настороженность. – Туда, – он ткнул толстым пальцем в обратном направлении.
