Тяжело дыша, я немигающе смотрю на Фиону.
– Я сидела вот здесь. За твоим столом. Впервые со дня рождения Дрейка у меня появилось время для себя, для работы. Разумеется, я не могу писать, как ты, о чем пожелаю. Сплести историю из картинок в голове – истинное волшебство. Роскошь. – Умолкнув, она скользит взглядом по книжным полкам. – Помнишь, я в детстве мастерила книги? Брала из маминого принтера стопку бумаги, складывала листы пополам, закрепляла середину степлером, а потом писала бесконечные истории. Завершенные книги отправлялись на полку, и я воображала, что все они опубликованы.
Я внимательно ловлю ее интонации, модуляции голоса.
– Рекламный проспект я дописала за два дня. Поразительно, сколько можно успеть, когда тебя не отвлекают! И вот, завершив работу, я сидела за столом и смотрела в окно. Цели больше не было. Странное ощущение, выбивает из колеи. Дрейк далеко, Билл на работе, ты во Франции, мамы нет. – Фиона вновь умолкает, будто ход ее мыслей принимает другое направление. – Когда мы разбирали мамину квартиру, я почти ничего не взяла. Парочка золотых украшений, несколько фотографий и яркий шарф, который мне особенно нравился. Остальное упаковала в коробки. Ты наверняка сочла меня бесчувственной. Но мне не нужны были ее книги, одежда, мебель, коллекция дисков – мне нужна была она. Кто же знал, что позже захочется их увидеть, прикоснуться… Ты взяла больше вещей, поэтому я осмотрела твой сундук, – говорит она, направляясь в дальний конец кабинета. – Я собиралась пересмотреть мамины снимки и проверить, не сохранилось ли чего-то особенного.
Фиона опускается перед сундуком на колени, в россыпь фотографий и блокнотов.
– Тут альбом, который я сто лет не видела. Со снимками из поездки в Корнуолл. Мы приезжали на пикник в эту бухту.
Бледными пальцами сестра листает темно-синий альбом, пока не находит нужную фотографию.
– Смотри! – говорит она, разворачивая альбом ко мне. – Видишь на вершине скалы рыбацкий домик?
И правда! Прежде я его не замечала. Какая странная, тонкая, словно паутинка, связь между прошлым и будущим!
– Мама всегда мечтала в нем жить. Как-то она показала его нам. Сказала, что влюбилась в это место. Что для писателя лучше дома не найти.
Я ошарашена. Неужели? Да, мы сидели в бухте на красном покрывале с кисточками, и мать вроде бы смотрела на вершину скалы. Очень смутные воспоминания.
– Но пришлось его снести. Чтобы ты возвела дом побольше, повеличественнее…
Я хочу возразить, но сестра уже достает другой снимок: мать сидит у окна в автофургоне и, склонившись, что-то пишет в блокноте на коленях. Лицо с одной стороны обрамлено ниспадающими волосами, она явно не догадывается о наведенной на нее фотокамере. Кто снимал – я или Фиона, – уже не помню.
Направленный на меня взгляд сестры решителен и суров.
– Мама всегда хотела стать писательницей. Такая у нее была мечта, помнишь?
Я молчу.
– Я продолжала перебирать в сундуке вещи. Сколько же здесь сокровищ! Фотографии, письма, дневники, блокноты. А затем наткнулась на такое… Находка привела меня в немалое замешательство.
Дышать все труднее и труднее.
– Я нашла кожаную папку. Сперва решила, что это очередной альбом.
Потертую коричневую папку.
– Но когда открыла, поняла – тут совсем другое… Ну, ты и сама в курсе, что там лежало, верно?
Мои руки тяжелеют, холодеют, кончики пальцев немеют, будто из тела медленно вытекает кровь.
Ровным голосом, не торопясь, Фиона продолжает:
– Думаешь, приятно было узнать, что ты писала книгу втайне от меня? Ты не обращалась ни за помощью, ни за поддержкой – все хранила в секрете. На мои жалобы Билл предложил оставить тебя в покое. Сказал, что хвалиться перед публикой тебе, видимо, пока нечем, вот создашь нечто стоящее – покажешь. Меня это обидело. Друзья расспрашивали о тебе, о романе, – а приходилось отвечать: «На самом деле я даже не подозревала». Так глупо себя чувствовала! Это ведь означало между нами разлад.
Когда я позвонила Фионе, чтобы рассказать о книге и договоре с издательством, ладони так взмокли, что трубка едва не выскользнула из рук. Неестественно будничным голосом я объявила:
– Привет, у меня новость!
Работу над романом я скрывала по одной причине: боялась колких фразочек сестры, ее убийственного взгляда, в котором откровенно читалось бы: «Играешь в писательницу, Эль?»
– Словом, мне стало любопытно, – продолжает Фиона, – что сподвигло тебя на книгу. Ты ведь моя маленькая сестренка. Скиталица, бариста, официантка, беспечный вольный дух. – Она вздыхает, в ее голосе проступают металлические нотки. – И вдруг – писательница. Автор бестселлера. Мировая знаменитость. Твой дебютный роман собрал все мыслимые награды. Как же произошло это превращение? Я словно пропустила основную часть развития сюжета. – Сестра встает на ноги. – И я действительно пропустила, верно, Эль? – Слова рассекают воздух точно нож.
Я стою в оцепенении. Миг, которого я ждала с самого начала, настал – миг, когда вскрывается правда и глазам предстает извивающийся, словно личинки в гнилой сердцевине, ворох налепленной мною мелкой лжи.
– Эль, книга ведь не твоя?
Глава 34
Эль
Читателям всегда интересно, как все произошло – как начинающий автор превратился в издаваемого.
Мое ожерелье успеха собрано из крохотных жемчужин воодушевления, тревоги и сложных решений, нанизанных на благоприятное стечение обстоятельств.
Флинн тогда уехал на месяц в Испанию создавать заколдованный лес для съемок фильма. С работой ему помог друг-арборист, грех было отказываться от столь заманчивого предложения. Изменилось бы что-то, останься он в Бристоле? Возможно.
Он поцеловал меня на прощание, сжал ладонями плечи и заглянул в глаза. «Желаю удачи с издательством! Позвони сразу после переговоров. Хочу быть в курсе всего!» Так я и сделала. Едва за спиной повернулась дверь-вертушка, выпроводив меня на оживленную лондонскую улицу, рука уже доставала телефон. Мне не терпелось поделиться подробностями – рассказать о девушках-секретарях в черной униформе с гарнитурами на ушах; о стеклянном лифте, взмывающем к вершине здания; о чудесных видах, открывающихся с двенадцатого этажа, о бурой змейке Темзы далеко внизу. Хотелось рассказать, как понравился мой роман старшему выпускающему редактору, как мы обсуждали персонажей. Я впервые почувствовала, что история настоящая! И потом я бы добавила: «А к завтрашнему дню мне надо придумать сюжет новой книги! Им необходимо «оценить масштаб моих идей». А Флинн удивится, восхитится, рассмеется и поздравит меня с победой!
Только он не ответил на звонок.
Я вернулась в нашу бристольскую квартиру, заварила кофе и устроилась с блокнотом на диване. Идея второй книги к завтрашнему дню! Даже не смешно. Однако, как ни странно, энергии прибавилось: у меня вдруг замаячила цель – и конкретный срок. Мечта казалась волнующе близкой!
