– Я пыталась с вами поделиться… – слабо протестую я. – Предлагала оплатить ремонт в ванной… закрыть ипотеку…
– Подачкой! – прерывает меня сестра. – Я думала, ты бросаешь, мать твою, подачку! Разумеется, я отказалась! Я же не догадывалась, что деньги на самом деле принадлежат нашей матери. – Она оскаливается. – Как насчет Дрейка? Ты могла открыть вклад на его имя, на будущее. Нет, ты вбухала деньги в дом! Который вот-вот потеряешь – а ведь у тебя было все. – Ее губы кривятся. – Ты забрала мамину мечту. Присвоила ее. Обманула маму. Обманула нас всех, Эль!
Фиона подходит почти вплотную, обдавая меня запахом изо рта и слабым ароматом духов. Слышно ее частое глухое дыхание. Какое у нее лицо! «Кто ты?» – проносится в голове. Вены на шее вот-вот лопнут, зубы ощерены, во рту прядь растрепавшихся волос.
Неожиданно лицо сестры меняется: перекошенные губы обмякают, на лбу расходятся морщины, в глазах пустота – не затуманенность, а полная безучастность, – и превращается в непроницаемую маску.
Передо мной не знакомая мне Фиона, а отдаленно похожая копия.
– Ты, – шепчет она с металлом в голосе, – заслуживаешь все, что тебя ожидает.
Глава 36
Эль
Мы словно впервые увидели друг друга.
Я пытаюсь рассмотреть в этой Фионе девочку, которая сидела по-турецки на полу и, напевая себе под нос, заплетала мне косички. Или Фиону-подростка, которая водила меня на прогулку в парк, пока мать работала. Или Фиону, которая распахивала одеяло, пуская меня под бок, когда я просыпалась от кошмаров.
А Фиона, стоящая передо мной, тайком проникла в мое жилище, взломала дверь в кабинет, рылась в вещах… И что из того?
Мысли уносятся в прошлое, перебирая события последних недель, происходившие в доме странности, мою паранойю и сомнения…
– Это ты заперла меня в кабинете. Мне не привиделось. У тебя же ключ.
– Да, – спокойно отвечает сестра.
– Зачем?
– В тот день к тебе приходил Билл, помогал передвинуть кровать.
Верно.
– Перед уходом он принял душ, надел свежую рубашку, намазался лосьоном после бритья. А я смотрела, как старательно наряжается мой муж, будто у него свидание. Только шел он к тебе.
Порывистый ветер, овевающий стены дома, будоражит море, шелестит по неровной скале.
– Я догадалась еще несколько месяцев назад, – говорит Фиона.
– О чем догадалась? – не понимаю я.
– Что он увлекся тобой. Как же это заметно! Когда ты приходишь в гости, он крутится рядом. А какой резвый, какой предупредительный! Разумеется, он пытается скрывать… Старается не задерживать на тебе взгляд дольше, чем положено, но не может себя пересилить. Несколько недель назад он слушал твой прямой эфир в «Фейсбуке», а когда я вошла в комнату, покраснел словно мальчик, которого застукали за просмотром порнухи.
– Фиона…
Она поднимает палец: молчи.
– Билл рассказал, что случилось у тебя в гостиной. – Сестра глубоко вздыхает. – И тогда я поехала поговорить с тобой. Что собиралась сказать? Бог его знает. Я постучала, но ты не ответила. В кабинете горел свет. Я догадалась, что ты работаешь в наушниках, поэтому воспользовалась своим ключом.
По моим рукам бегут мурашки.
– Я поднялась наверх. Ты сидела за компьютером, писала очередной роман, сама не ведая, какое зло мне причинила. Я была в ярости, мне было так больно… Я просто закрыла дверь и повернула ключ. Безо всякого плана, без особой задумки. – Она издает короткий горький смешок. – Ты, конечно, пыталась выбраться, но не вышло, и ты позвонила… мне.
Все это время Фиона находилась в доме. Я помню вой полицейской сирены, хруст гравия под колесами автомобиля… Одного автомобиля. Значит, машина сестры уже стояла на дорожке.
В полном недоумении я смотрю на Фиону.
– Ты меня заперла, а перед приездом полиции открыла замок?
Мысли мечутся, я пытаюсь сложить последние события в единую картинку.
– И все, что происходило в доме… обведенные слова в романе, разбитое пресс-папье… Я думала, что схожу с ума. А сообщение в «Фейсбуке», которое я отправила тебе в эсэмэс… это тоже… тоже ты…
Фиона раздраженно вздыхает.
– Ты хоть представляешь, до чего противно читать муть, которую ты регулярно вывешиваешь? Отретушированные снимки из дома, красиво размытые селфи, статистика написанных слов, вдохновляющие тебя виды… Ах да, и еще советы начинающим писателям! – Она идеально копирует мой голос: – «Не думаю, что у меня достаточно опыта, чтобы давать советы…», но все равно – вот вам туча дерьма. И самое поразительное – тысячи людей смотрят эти глупые эфиры! Ты несешь околесицу, раздаешь советы из своей стекляшки… И кому? Настоящим писателям, трудягам, которые работают без шестизначных авансов и международных контрактов. Цирк да и только! – Она тычет пальцем мне в грудь. – Я слушала тебя, Эль, все эфиры. И по душе пришелся только один совет. – Повисает короткая пауза. – «Наведите на своих героев объектив. Отрегулируйте угол обзора так, чтобы показать – или разоблачить – их истинное лицо». – Наши глаза встречаются. – Поистине мудрый совет.
В голосе столько желчи, что я отступаю еще на шаг.
– Откуда ты узнала пароль?
– С твоего жесткого диска, – отвечает сестра, кивая в сторону ящика с электроприборами.
Вот, значит, как она это провернула! На жестком диске есть все пароли, в том числе данные для входа в Облако, на страницу «Фейсбука» и логины электронных ящиков. У Фионы был доступ ко всему. Какой ужас…
Я знаю ее тридцать три года. Ее привычку в последнюю секунду менять заказ в ресторане. Девчачью манеру держать голову высоко над водой при купании в море. Мы вместе бегали в магазин выбирать конфеты…
Часть меня бунтует: «Не может твоя сестра такое сделать!» Увы, может. Еще как может. В ней безжалостность журналиста. Умение сосредоточиться без эмоций на основной задаче. Нацеленность на успех, воля к победе.
Теперь в фокус переходят эти черты. Я в ярости сжимаю и разжимаю кулаки. Это же Фиона открыла сундук и запустила прямой эфир из пустого кабинета – маленькое послание, предвестник грядущих бед. До чего она изобретательна в своей злости! Провернула все перед собранием книжного клуба.
– Боже, – снова осеняет меня. – Мертвый мотылек… – Так и вижу, как она стоит на пороге, рассматривая воротник. – К пальто приколола его ты.
– Да, – говорит сестра.
Ее темные глаза пусты, взгляд еще непроницаемее, чем обычно.
– Ты прикрепила его на место маминой броши.
– А ты не помнишь? Мама купила брошь в день публикации ее первого рассказа. Она ничего себе не позволяла, берегла каждый пенни, чтобы у нас была новая обувь и сумки не хуже, чем у других детей. Я так радовалась, что мама наконец себя побаловала! Я спросила, почему она выбрала серебряного стрижа? А она сказала, что когда пишет, то будто парит… – И поджатыми губами Фиона бросает мне: – Ты не заслужила носить эту брошь.
