Артуро оживился, будто голодный пес, учуявший необглоданную кость:
– Мне все сгодится.
Монтальбано достал из кармана три листка со стихами про «охоту за сокровищем», а те, где он записал ответы, доставать не стал. Рассказал, с чего все началось. И в конце добавил:
– Это оригиналы, не забудьте вернуть. Решите головоломки, потом поговорим.
Артуро чуть было не бросился целовать ему руки.
Назавтра в конторе вновь царила тишь да гладь, как продолжалось уже месяц с хвостиком. С восьми утра до часу дня, то есть за пять часов, Катарелле позвонили всего раз, да и то с вопросом, что надо делать, чтобы попасть в полицейские.
Монтальбано, который уже с полудня маялся аппетитом, понял, что дело худо. Плевать в потолок на протяжении всего рабочего дня, сидеть в конторе за чтением подшивки «Воскресного курьера» за 1920 год или созерцать противоположную стену то ли в йоговской позе, то ли в кататоническом ступоре… Все это ввергало его в состояние давящей хандры. И чтобы ее побороть, организм разжигал в себе волчий аппетит, с которым было невозможно совладать.
В результате с утра ему пришлось передвинуть пряжку ремня на одну дырку вперед: тревожный знак. Осознав это, он мигом разделся, натянул плавки и устроил себе часовой заплыв в сводившей конечности ледяной воде.
В заведении Энцо комиссар, давший себе обещание сдерживать аппетит в разумных пределах, не устоял перед тарелкой с рулетиками из рыбы-меча и даже повторил заказ, хотя перед этим заглотил кучу морских закусок и щедрую порцию спагетти с морскими петушками.
Так что пришлось совершить послеобеденный моцион по молу до самого маяка, а потом посидеть на валуне с сигареткой.
Часов в шесть позвонил Катарелла:
– Синьор комиссар, тут до вас юноша, который вчера еще заходил, ну, которого синьора Стремстрем прислала.
– Переключи.
– Никак невозможно, синьор комиссар, поскольку данный субъект находится в присутствии.
– Тогда пусть заходит.
За разговором с Артуро можно будет дотянуть до конца рабочего дня и наконец уехать домой.
– Не ожидал вас так рано, – сказал Монтальбано.
– Проходил мимо, решил зайти. Простите, что не предупредил.
– Вы живете в Монтелузе или…
– Нет, в Вигате. Родители живут в Монтелузе, а я живу один, у меня здесь, в Вигате, квартира. Люблю море.
Еще один плюс в его пользу.
– Нашли время взглянуть на…
– Да. Я решил загадки. Они элементарны.
Достал из кармана листки, положил на стол и продолжил:
– В бар «Маринелла» я не поехал, поскольку счел это излишним, но зато нашел деревянный сарай на холме, в конце Виа дей Милле, и даже в него заглянул.
– Видели оригинальный декор на стенах?
Гарри Поттер усмехнулся.
– Похоже, ваш соперник создал настоящий культ личности.
– Фотографии еще висят?
– Да. А что?
– Ничего. У вас есть какое-то объяснение?
– Да.
– Поделитесь?
– Ясно, что ваш соперник желает представить все в определенном свете. Чтобы все выглядело более невинным, чем на самом деле. Полагаю, стихи намеренно столь элементарны, я бы даже сказал, глупы.
– Полагаете?
– Убежден. Налицо очевидный контраст между обезоруживающей примитивностью стишков и сложностью технической работы, проделанной, чтобы получить фотографии, которые висят в сарае.
– А может, их двое – один пишет письма, а второй…
– Это я бы исключил.
– Почему?
– Все выглядит так, будто это поединок между вами и соперником.
А он отлично соображает, этот парень.
– И что за тип этот соперник?
– Пока мы не располагаем достаточным материалом для составления портрета. Можно лишь сказать, что этот человек прячется за личиной простачка, словно вся его затея невинна.
– А по-вашему, это не так?
– По-моему, нет. Почему-то все это вызывает у меня тревогу.
– В общем, мы имеем дело с хитрым типом.
– Он не просто хитер, а весьма умен.
– Так что остается лишь ждать следующего письма, – закончил Монтальбано, вставая и протягивая юноше руку.
– Вы будете держать меня в курсе?
– Конечно. Но, простите за любопытство, как вам удалось найти Виа дей Милле?
– Я попросил карту в муниципалитете.
8
В тот вечер, одолев в изнурительном поединке четыре порции сицилийской пиццы кудрируни (собирался съесть две, но не сдержался), он позвонил Ливии. Про воротник решил не рассказывать.
– Я толстею, – печально поделился он.
– Этого только не хватало!
Господи Иисусе, до чего же Ливия бывает резка. Что это значит? Что у него уже есть все физические недостатки, какие могут быть у мужчины? Нет, он притворится, что не слышал.
– Не могу контролировать себя в еде, наверно, это потому, что уже месяц мне нечем заняться. Поверь, даже у сотрудника кадастровой службы жизнь разнообразнее моей.
– Хочешь сказать, что уже месяц сидишь кверху пузом?
Кверху пузом! Ну и выражение! При чем тут пузо?
– Ну да, почти.
– И у тебя не нашлось даже пары дней, чтобы приехать ко мне?
– Видишь ли, я думал об этом, но все-таки надеялся, что произойдет что-нибудь…
– В каком смысле надеялся? Надеялся, что случится нечто и помешает тебе приехать? Но ты и не обязан! Оставайся у себя и бездельничай сколько влезет! Но не надейся, что я приеду сама!
– Господи, сколько слов! Я глагол перепутал, ясно? Хотел сказать «боялся».
– Да уж, у нас трудности с языком.
– Зато ты просто блистаешь! Владеешь в совершенстве! «Кверху пузом»! Ха-ха!
Перепалка длилась почти пять минут, потом накал стал ослабевать, последовали взаимные извинения, и в итоге Монтальбано пообещал, что на следующий день в шесть вечера сядет на самолет до Генуи.
На следующее утро – комиссар уже с полчаса сидел в кабинете – в дверь долбанули так громко, что Монтальбано, пристально следивший за передвижениями мухи по кромке письменного стола, подскочил аж до потолка.
– Извинения прошу, нога подвела, – смущенно пролепетал Катарелла.
Ему пришлось стучаться ногой – руки были заняты большим свертком.
– Только что посылку передали. Велено вручить вам лично и персонально.
