– Что вы говорите?
– Хочу заявить…
– Вас сбили?
– Меня? Нет.
– Простите, я понял, что вас сбила машина, синьор Бильярдо.
– Вилардо.
Вдоволь позабавившись, комиссар решил перейти к делу.
– Слушаю вас.
– Я пришел заявить об угоне моей машины, – сказал тот, крутя пальцами кончик левого уса.
– Назовите марку.
– У меня джип. Марка…
– Ездите по городу на джипе?
– Иногда. У меня две машины.
– Когда ее угнали?
– Позавчера.
– Почему сразу не заявили?
– Я думал, мой сын Пьетро взял ее и забыл мне сказать. Он часто так делает.
Монтальбано не смог отказать себе в удовольствии немного поиздеваться.
– Простите, я не совсем понял. У вас две машины, а у вашего сына Пьетро – ни одной?
– Ну… да.
– Он живет с вами?
– Да.
– А сколько ему лет?
– Тридцать.
– Маменькин сынок?
Визитер вытаращил глаза.
– Не понял.
– Не слышали? Так называл один наш министр тридцатилетних переростков, продолжающих жить с родителями. Маменькиными сынками.
Взгляд Вилардо становился все более ошарашенным. Похоже, он всерьез засомневался в душевном здоровье комиссара.
– Не вижу, при чем тут…
– Вы правы, продолжайте.
– На чем мы остановились?
– Что маменькин сынок одолжил у вас джип.
– Ах да. Но Пьетро сказал мне, что ездил в Палермо на машине друга.
– Ладно. Мне кажется, этого достаточно. Сейчас направлю вас к сотруднику, он займется вашим заявлением.
– Минутку, комиссар. Я хотел поговорить именно с вами, на то есть причина. Хотел сказать, что вчера я видел свою машину здесь, в Вигате, но издалека.
– Уверены, что это была ваша машина?
– Убежден.
– Видели, кто сидел за рулем?
– Мужчина, но черты лица я не разглядел. Было темновато. Но он был не один, я мельком заметил светлые волосы. Лежавшая на заднем сиденье женщина как будто пыталась привстать. Но тот, за рулем, грубо толкнул ее обратно. Потом проехал автобус, и…
– Наверняка ссорилась влюбленная парочка.
Комиссар поднял трубку.
– Катарелла? Зайди ко мне, проводи синьора Вилардо к Фацио.
Не прошло и часа, как Катарелла вполголоса сообщил, что к нему еще один посетитель, имени которого он не разобрал, потому что тот плачет.
Когда посетитель, бедно одетый мужчина лет пятидесяти, вошел, Монтальбано сразу заметил, что тот заплакан и еле держится на ногах. Глаза покраснели и распухли, в руке скомкан грязный носовой платок.
Комиссар вскочил, подхватил его под руку, усадил перед письменным столом.
– Налить вам воды?
Мужчина молча кивнул. Монтальбано налил в стакан воды из бутылки, стоявшей на рубрикаторе, и протянул ему.
Тот залпом осушил стакан.
– Простите, я с утра на ногах, умираю от усталости.
По щекам скатились две большие слезы, он, стыдясь, вытер их платком.
– Моя дочь… она…
Голос дрожал, он едва мог говорить.
– Как вас зовут?
– Бонмарито Джузеппе.
– Синьор Бонмарито, послушайте, не мучьте себя, у нас полно времени. Постарайтесь успокоиться.
– Раз… разрешите? – выдавил тот, указывая на пустой стакан.
Монтальбано встал и налил еще воды. Бонмарито отпил полстакана, протяжно вздохнул и заговорил.
– Моя дочь Нинетта со вчерашнего дня не…
– Не дает о себе знать?
– Да.
Лучше, пока он весь на нервах, задавать вопросы, на которые можно отвечать коротко.
– А раньше такое уже случалось?
– Никогда.
– Сколько ей лет?
– Восемнадцать.
– Работает?
– Нет, учится. Выпускной класс лицея.
– Братья, сестры есть?
– Она у нас одна.
– Жених?
– Жениха нет, есть вроде как ухажер. Но, думаю, дочь считает его просто другом.
– Вы с ним знакомы?
– Да. Вчера вечером я ходил к нему, разбудил, он сказал, что не видел Нинетту с самого утра. Они одноклассники.
– Во сколько она вышла из дома?
– Жена сказала, около шести вечера. Собиралась в кино с подругой. Должна была вернуться не позднее половины девятого.
– Вы говорили с этой подругой?
Бедняга почти оправился.
– Да. Мы ждали дочь к ужину до полдесятого, потом, когда она так и не появилась, я позвонил ее подруге, та сказала, что они расстались с Нинеттой сразу на выходе из кинотеатра, и это было ровно в восемь.
– Что за кинотеатр?
– «Сплендор».
– У вас есть с собой фотография дочери?
– Да.
Достал из кошелька и протянул комиссару. Невероятно красивая улыбающаяся светловолосая девушка.
– Есть одна проблема, – сказал Монтальбано.
– Какая? – встревожился Бонмарито.
– Ваша дочь – совершеннолетняя.
– И что это значит?
– Мы не можем начинать действовать, пока не пройдет некоторое время.
– Почему?
– Потому что она могла уйти по своей воле, понимаете? Теоретически, являясь совершеннолетней, она не обязана ни перед кем отчитываться в своих действиях.
Мужчина, наклонив голову, изучал мыски своих ботинок.
Потом поднял глаза на Монтальбано.
– Нет! – решительно заявил он.
– Что «нет»?
– Она слишком привязана к матери. А у моей жены больное сердце. Даже если бы она сбежала с мужчиной, все равно бы позвонила.
Бонмарито произнес эти слова с такой убежденностью, что Монтальбано тоже проникся. Дело выглядело скверно: раз Нинетта не позвонила, значит, она оказалась в положении, когда не имела физической возможности это сделать.
– У вашей дочери есть мобильный телефон?
– Да.
– Вы пробовали ей дозвониться?
– Конечно. Но он выключен.
– Где вы ее искали?
