– Что ты, мне до него далеко. Мне бы очень хотелось
быть таким, как он, но это невозможно в силу разных причин. Он герой,
человек-легенда. Таких больше нет.
– Ты так о нем говоришь… – я нахмурилась, не зная,
как закончить свою мысль.
– Поверь, он этого заслуживает. Идем в ресторан, –
позвал Кирилл.
В ресторане были заняты почти все столы. Публика
присутствовала занятная, все дамы в вечерних туалетах, мужчины в дорогих
костюмах. Заметив, что я оглядываюсь, Кирилл шепнул:
– Как тебе здесь?
– Что это за люди?
– Разные. Женщины в основном шлюхи, любовницы денежных
мешков. Это закрытый клуб, кого попало сюда не пускают.
– Но нас пустили.
Он кивнул.
– У парня на входе хорошая память, а я был здесь со
своим другом.
Официант появился точно из-под земли. Цены в меню
отсутствовали, я посмотрела на Кирилла, а он весело мне подмигнул. Нам принесли
шампанское, и мы выпили. И закуска и шампанское оказались на высоте.
– Ты часто здесь бываешь? – спросила я. Кирилл
приглядывался к соседям, стараясь делать это незаметно, про меня вроде бы
забыл. Я задала вопрос, чтобы привлечь его внимание.
– Нет. В таких местах я появляюсь только тогда, когда
нуждаюсь в деньгах.
– Ты живешь тем, что играешь в казино? – озарило
меня. Он хихикнул.
– Нет. Я придумал кое-что получше.
– Расскажешь мне?
– Я тебе покажу.
Я кивнула, пребывая в недоумении, но решила подождать. Он
был не похож на игрока, по крайней мере, игра его не занимала, и желания
задержаться за одним из столов в казино у него не возникло. Но как еще он
надеется заработать?
Между тем в ресторане становилось шумно, публика успела
изрядно выпить. На эстраде появились музыканты. Один, подключив микрофон,
поздоровался, сообщил, что они рады приветствовать дорогих гостей, а потом
торжественно объявил:
– Для вас поет неподражаемая Кристина.
На эстраде появилась пышнотелая девица в декольте и с
прической «Мерилин Монро», над губой у нее была нарисована родинка. Раздались
аплодисменты, девушка улыбнулась, музыканты заиграли, а она запела. Надо
признать, голос у нее был потрясающий, она пела о любви, закрыв глаза и держа
руку на груди, и я почувствовала странное волнение, и чужая боль на минуту
стала моей. Я завороженно смотрела на сцену, открыв рот и тяжело дыша. Она
замолчала, и наваждение исчезло.
Несколько секунд в ресторане было тихо, а потом все дружно
захлопали. Женщина поклонилась и с улыбкой послала воздушный поцелуй мужчине,
что сидел за столом рядом с эстрадой. Мужчина дернул губой, что должно было
означать улыбку, и самодовольно кивнул. Он был в компании двух типов, и все
трое мне не понравились, особенно тот, кому она послала свой поцелуй. Лысый
упитанный увалень со злыми глазами. Он смотрел на певицу на сцене по-хозяйски и
с легким презрением. Она вновь закрыла глаза, музыка заиграла, и она стала
петь, и в песне ее была тоска по чему-то прекрасному и несбыточному.
– Ты знаешь о ней что-нибудь? – спросила я, когда
женщина кончила петь.
– Только то, что она любовница вон того типа, –
кивнул Кирилл на лысого. – Это видно сразу, верно? Она его не любит, но
вынуждена терпеть, оттого ее песни такие грустные.
– Почему вынуждена?
– Потому что любит деньги, потому что по-другому жить
не может, вот и продала свою мечту. Он ее тоже не любит, зачем? Она и так
принадлежит ему. Она вроде печатки на пальце или роскошной тачки, демонстрирует
возможности хозяина. «Смотрите все, кого я трахаю». Грустно, да?
– Невесело, – согласилась я.
– Но ведь она могла не соглашаться, – продолжал
Кирилл. – Так что они вполне подходящая пара. И мне ее совсем не жаль.
Хотя голос у нее красивый.
Женщина спела еще одну песню, поклонилась и удалилась за
ширму. Музыканты, сделав паузу, за– играли что-то лирическое, народ потянулся к
свободному пространству возле эстрады, заключали друг друга в объятия и лениво
топтались на одном месте.
– Хочешь, потанцуем? – спросил Кирилл.
Я кивнула.
Мы поднялись и узким проходом между столов направились к
танцующим, Кирилл шел за мной, то и дело натыкаясь на столы, и бормотал:
– Простите, извините… простите… – а потом привлек
меня к себе, и мы стали танцевать.
На мне были туфли на высоком каблуке, и теперь мы оказались
одного роста, и его глаза были совсем рядом, и я вновь подумала, как они
печальны, хотя он улыбается, а потом он сжал мою руку и сказал:
– Так приятно мечтать, – и в голосе его была
тоска, сродни той, что звучала в песне женщины.
– О чем ты? – осторожно спросила я.
– О тебе, обо мне, о невозможности того, чего я хотел
бы всем сердцем.
– Я не понимаю тебя, – покачала я головой, я и в
самом деле не понимала. Была уверена, что он говорит о любви, но почему она
невозможна? В ту минуту он был мне очень близок, казалось, я знаю его много
лет, более того, меня удивляло, как все это время мы могли жить вдали друг от
друга, словно мы были близнецы, разлученные в детстве, и вот наконец
встретились, и вместе с тем наша близость совсем меня не волновала.
Музыка закончилась, и мы вернулись за стол, он находился в
небольшой нише, с двух сторон скрытый от посторонних глаз.
– Ну вот, – сказал Кирилл и начал выкладывать на
скатерть вещи из кармана. Часы, два бумажника и золотой брелок с ключами от
машины. Я наблюдала за этим с недоумением.
– Зачем тебе два бумажника? – бестолково спросила
я.
– Это не мои, – улыбнулся Кирилл. – Один был
в кармане вон того типа с крашеной блондинкой, а другой – у нашего лысого
красавца.
– Ты их украл? – опешила я, Кирилл продолжал
улыбаться, а я потерянно бормотала: – Так ты вор.
– Вор, – серьезно ответил он. – Только не
простой. Я – гений.
Я с трудом перевела дух, тревожно оглядываясь. Он взял мою
руку.
– Не бойся. Нас не поймают. Меня никогда не поймают,
ведь я – гений.
– Дело вовсе не в этом, – сглотнув ком в горле,
возразила я. – Ты украл…
– Что тебя смущает? Ведь ты тоже воровка?
– Вовсе нет… то есть… Кирилл, я просто не знаю, что
сказать. Но это неправильно и… это совсем другое.
