Кто-то там возился на тропе, недовольно сопел, похрюкивал, порыкивал и трещал. Костями? Господи…
Это был медведь. Медведь, скотина такая, стоял прямо посреди склона, задом ко мне, и что-то то ли копал, то ли жрал, то ли разрывал зубами и лапами. И запах крови, этот запах… Нет, пожалуйста… нет!
Глава 30
Тело медведя хорошо передает его настроение. К примеру, если медведь сидит, отводит глаза в сторону и зевает, словно ему неинтересно, это говорит о том, что он готов подчиниться и не собирается воевать с другими медведями за господство, злачные места или самок. Эти знания у меня были еще до того, как я сама перенеслась в тело зверя, а потом они подкрепились инстинктами второй сущности.
Так вот, «язык» медведей мне стал более-менее понятен. И сейчас этот самый язык не просто говорил — орал во весь голос, что от злобного зверя на тропе надо держаться как можно дальше. Драпать надо со всех ног, пока он меня не заметил.
Но я не могла. Все понимала умом, о Кристинке не забывала, о том, что хотя бы для нее надо остаться живой и вывезти ее к людям, к родственникам Айвена, а потом хоть в прорубь головой. И все равно шла, медленно, как во сне. От ствола к стволу, еще соблюдая осторожность, стараясь ступать бесшумно. Но уже почти не контролируя собственное тело.
Большой, просто огромный, медведище на тропе услышал мои шаги в последний момент, когда мне оставалось до него всего несколько метров пройти лесом, в обход его непонятного занятия. Я еще успела подумать, что как- то странно незваный пришелец успел вырасти: когда я бежала за Кристинкой на скалу, он, конечно, выглядел крупным самцом, но не казался мохнатой горой. Или это оттого, что я вернулась в человеческое тело, а оно у меня заметно меньше медвежьего? Масштаб сместился?
Господи, о чем я думаю… Айвен…
Черно-волосатая гора с недовольным рыком оторвалась от своего занятия и резко, быстро так обернулась ко мне окровавленной пастью. Словно он и не весил несколько центнеров, а был легкой бабочкой в полете. Морда влажная и алая, белые огромные клыки на этом фоне выделяются особенно четко, и в глазах бешенство.
А мне уже все равно! Вот как увидела эти следы пиршества, так и все равно!
— Ах ты… Ах ты гад проклятый! — заорала я надтреснутым от боли и ярости голосом и, как последняя дура, залитая слезами, с кулаками бросилась на мощного зверя. — Скотина! Сволочь! Чтоб ты сдох! Что б тебя… и твою мать! И триста раз во все дыры!
Это было так странно — огромное дикое животное, вставшее было на задние лапы и явно приготовившееся прихлопнуть меня передними как надоедливую муху, чтобы потом разорвать в клочья и сожрать, от моего неумелого, но отчаянного мата вдруг застыло. Вот как стояло в позе вздыбленного мужика с поднятыми когтистыми лапищами — так и заморозилось.
Я не успела вовремя среагировать, да и не могла, наверное, на меня помутнение нашло. Поэтому просто галопом проскакала последние метры до медведя и с разбегу врезалась в него всем телом, в отчаянии замолотив кулаками куда-то в могучий меховой живот.
Атакованный зверь отчетливо хрюкнул и сел на задницу, потом обхватил меня передними лапами и придавил к себе так, что я только и могла, что барахтаться, пихаться и орать. Кусаться не получалось, потому что мне в рот сразу шерсть набилась, тьфу. Я рыдала, брыкалась из последних сил и орала что-то матерное и бесполезное, каждую секунду ожидая, что страшные клыки вопьются в руку или в плечо, и разорвут, и…
А он все никак не впивался, не рвал и не грыз. Держал только, гад, так крепко, что ребра заныли. А потом к моей макушке сверху спустился огромный нос и тщательно обнюхал. И лизнул.
Нет, все же предположение о том, что собирающийся сожрать меня зверь сначала пробует на вкус, слишком сумасшедшее. А другого у меня не было, поэтому я замолчала, перестала отбиваться, вообще застыла, вцепившись пальцами в черный мех.
Медведь чуть-чуть ослабил хватку, еще раз меня обнюхал и вдруг спросил:
— Ты кто?
Следующие пять минут я билась в истерике, невнятно выкрикивая то «Айвен», то «скотина», обнимая медвежью тушу и самозабвенно проливая реки слез ему в мех. Обернувшийся зверем муж держал меня, нюхал, сопел и молчал. А когда я отревелась, настойчиво спросил:
— Ты кто? Ты ведь не Золотинка.
Я замерла. Слезы как-то сами собой кончились.
Оторвав лицо от меховой груди, я снизу вверх посмотрела на медведя. Хотела что-то сказать, но губы дрожали, а язык вообще не слушался. Только что вроде чувствовала такое огромное облегчение, почти счастье, оттого, что он жив, и вдруг… что я ему теперь скажу? Как объясню свой обман? Какие слова вообще тут можно найти?
Оттолкнет, заберет ребенка и уйдет. И будет прав…
— Где моя жена? — в его голосе уже сквозил первый ледок отчуждения.
А я по-прежнему не могла вымолвить ни слова. Как он догадался, откуда узнал? А, неважно.
— Она умерла? — Медведь опустил лапы, и теперь не он держал меня, а я, как маленький ребенок, из последних сил цеплялась за его шерсть. — Я опоздал. Понятно… Понятно.
Айвен отстранился, осторожно отодвинул меня лапой и встал. Посмотрел в сторону валяющегося на тропе загрызенного противника. Ой… вообще-то у медведей не принято биться до смерти, в природе достаточно более слабому уступить, обратиться в бегство, и никто не будет его преследовать, а тут… о чем я думаю?!
Мохнатая гора, в которую превратился мой… то есть Золотинкин, муж несколько секунд стояла, по-медвежьи покачиваясь с лапы на лапу, а потом молча двинулась в сторону зимовья. На меня Айвен даже не оглянулся.
Как больно. Я все понимаю, правда! Для него Золотинки не стало вот только что, и часть вины за ее смерть самым дурацким образом теперь на мне. Скрыла, обманула, заняла чужое место. Еще и непонятно, с какой целью втерлась в доверие и притворялась умершей женой.
Но я же не нарочно! И я не хотела! Сначала не хотела. Я просто старалась спасти его и Кристинку. Ну и себя заодно, признаю. Я не хотела обманывать. Я не хотела его любить! Я не хотела.
Я не знаю, почему все так получилось, я же не сама своей волей сюда перенеслась! Меня позвали. И я старалась изо всех сил.
Но это все оправдания, нелепые и ненужные сейчас мужчине, который только что потерял любимого человека.
Он ушел и оставил меня одну на лесной тропинке, рядом с мертвым медведем. И я даже обижаться на него не могу за это. Пусть меня другой медведь загрызет, мне почти все равно уже.
— Золо… черт, не знаю, как тебя зовут. Чего ты ждешь? Тут опасно оставаться, тем более если ты больше не медведица. Пойдем домой, Крис там одна. Она же там?
— Да, конечно! — Я торопливо стерла слезы ладонями, глядя в глаза вернувшемуся медведю. Он угрюмо опустил голову почти к самой земле и посматривал на меня исподлобья. — Пойдем скорее!
