Я, недолго думая, позвонила в звонок…
— Нет, деточка. Ты не можешь оставаться здесь. Это слишком опасно, а… Мартелли — страшные люди. Чтоб их накрыли миллионы проклятий. Они могут искать тебя даже здесь. Убийцы… нелюди. Когда-нибудь страшная кара накроет и их.
Бьянка наливала мне чай в маленькую позолоченную чашку и подвигала ко мне блюдце с розовым вареньем. Я макала в него хрустящее слоеное печенье и запивала сладким чаем. Впервые мне было уютно и не страшно и никуда не хотелось уезжать.
— И что мне делать? Мне больше некуда… у меня никого нет.
— Ну вот. Здрасьте. У тебя есть я. И я сделаю для тебя все, что смогу. Ребенок Надежды — это мой ребенок.
Дом Бьянки напоминал антикварный магазин. С витиеватой мебелью, завитушками на ручках кресел и ножках шкафов, с витыми ручками дверей и множеством фарфоровых фигурок на полках. Сама Бьянка — ухоженная, платиновая блондинка с очками в бежевой оправе, аккуратно напомаженными губами и в идеально выглаженном элегантном платье. Она так одевалась даже дома, хотя и жила одну. Мама рассказывала мне, что Бьянка потеряла любимого мужа. Он погиб в аварии. Детей у нее так и не было, и второй раз замуж она не вышла.
Стены дома украшали классические картины с ангелочками, лошадьми и женщинами в старинных платьях.
— Да, деточка, я коллекционер. Поэтому здесь так мрачновато. Вот та картина с ангелом и скрипкой была привезена в Рим в 1678 году. Ее нарисовал шут самого английского короля Карла Второго.
Она явно гордилась своими картинами. Это был второй день моего пребывания у нее. Весь первый день мы плакали и смотрели фотографии моих родителей… я рассказывала, как они погибли, а она просто гладила меня по голове и слала страшные проклятия Мартелли.
— Пока ты спала, я звонила своему сводному брату Франческо. Они согласны принять тебя в своей коммуне. Это маленькая деревенька, где все друг друга знают и не принимают особо чужаков. Свояк Франческо — Алехандро, католический священник, и все они богобоязненные прихожане. Никто и никогда не найдет тебя там.
— Спасибо вам… Мама не зря говорила, что вы ей даже не подруга. Вы ей, как сестра.
— И она мне, как сестра. Видит Бог, я много раз говорила ей… чтоб забирала тебя и…и уходила от Микеле. Бежала с тобой ко мне.
— Почему?
Мне всегда казалось, что мои родители были счастливы.
— Потому что твой отец, да упокой Господь его грешную душу, был страшным человеком. И именно поэтому его семью постигла такая ужасная участь.
— Нет. Отец был хорошим… добрым. Он любил нас с мамой и…
— Это мафия, Юлечка. Твой отец был мафиози, как и Мартелли. Он убивал людей, участвовал в ограблениях, нарушал закон. Вот почему его убили… Если бы Надя меня послушалась и уехала с тобой, то была бы сейчас жива. А ведь она хотела… Ей было страшно. Она хотела жить и потеряла слишком многое из-за твоего отца.
— Потеряла?
— Да, потеряла. Двоих своих детей!
— Они умерли от болезни!
— Нет. Не от болезни. В вашем доме была злонамеренная утечка газа, и дети задохнулись. Еще тогда твой отец был преступником, и его хотели убрать. Твоя мама тогда с ума сошла и перестала разговаривать. Несколько месяцев лежала в психиатрической клинике. Потом он увез ее за границу, где мы и познакомились, и потом… родилась ты, но он ничему не научился и сколотил себе новую банду.
Карие глаза Бьянки, наполненные гневом, сверкнули из-под очков.
— Я не прощу ему гибель твоей матери. Даже мертвому. — потом сдавила мои холодные руки. — И хватит об этом. Хватит. Мы спрячем тебя. Вечером сядешь на автобус, а там тебя встретит Роман — сын Франческо. Он хороший парень. Я всецело доверяю их семье. А у тебя будет все хорошо, деточка. Вот увидишь.
Глава четырнадцатая 2003 год
Сицилия. Палермо 2003 год
Добром не хочешь — силой научу
(с) Шекспир. Ромео и Джульетта
Строчки часто шипами цепляются,
Пробивает насквозь… не страшно.
Распятая вряд ли раскается,
Её раны безумством раскрашены.
Главное, всё не напрасно…
Пусть решенья извечно спорные,
Я пишу тебе строчки красным,
А они становятся черными….
(с) Ульяна Соболева
«Когда-то я любила тебя. Да, для маленькой девочки Вереск ты был более, чем рыцарем в золотых доспехах. Ты был самим совершенством. Она мечтала о тебе, боготворила тебя и могла ради тебя даже умереть. Ты беспощадно разбил все ее мечты, украл ее детство, растоптал ее любовь, сделал из нее контейнер для сдачи крови, и она умерла. Знаешь, что такое смерть, Сальваторе? Смерть — это жирное, черное, вонючее НИКОГДА. Так вот, ее больше нет. И НИКОГДА не будет для тебя. Зато теперь есть я. И я буду счастлива. Я построю свою семью, я выйду замуж и рожу детей, я состарюсь рядом с любимым человеком, но им будешь НЕ ТЫ! А теперь попробуй найди меня, мерзкий Паук! Надеюсь, ты сдохнешь от злости и ярости!
С ненавистью НЕ твоя НЕ Вереск!»
Он прочел его тысячи раз. Читал, мял, хотел разорвать и не мог, потому что ему было необходимо читать его снова. Чтобы рычать от ярости, чтобы выть и сбивать руки в мясо о стены ее комнаты. Маленькая сучка обвела его вокруг пальца. Сбежала из-под носа. Посмеялась над ним. У нее было время писать сраные записки и класть их к нему под подушку. Она трогала своими невероятными пальчиками его постель… Постель, на которую он мечтал ее отнести на руках и любить всеми мыслимыми и немыслимыми способами. Любить так, как никто и никогда на этом свете никого не любил.
— Ктооооо! Какая сука посмела ей помогать?! Какая мразь пошла против меня?
Он выстроил их в шеренгу. Всех работников дома, начиная с охраны и заканчивая поломойками и садовником. Целый отряд напротив бассейна. Прошелся несколько раз туда и обратно. Потом дернул затвором на пистолете и повернулся к ним. От страха все заметно вздрогнули. Он казался черной, хищной птицей в шелковой рубашке со стоячим воротником, наглухо застегнутой на все пуговицы. Его поступь была тяжелой. Как будто каждый шаг опускался камнем на головы всех, кому не посчастливилось разозлить Сальваторе ди Мартелли. И эти темные глаза, сверкающие из-под бровей, которые сошлись на переносице. Взгляд палача, вынесшего приговор и приготовившегося привести его в исполнение.
— Охрана! Сделать шаг вперед!
Около десяти человек шагнули к Сальве, и он размеренно, совершенно спокойно выстрелил каждому из них в ногу. Они падали с воплями, корчились от боли. Остальные побледнели, как мел, и закрыли глаза. Две горничные потеряли сознание. Он переступил через них, не обращая никакого внимания на всеобщую панику, тихий плач и раздающиеся молитвы.
— Вы — никчёмные, жалкие идиоты. Вы все останетесь без работы и без коленных чашечек. Ваши отступные покроют вам расходы на протезирование. И скажите спасибо, что остались в живых. А теперь! Внимание! Я повторю свой вопрос! Кто помог Джулии сбежать?
