Закрыв глаза, я намыливала кожу мылом… но даже оно пахло вереском. Моя комната, постельное белье, цветы. Все сиреневого цвета. Как будто Паук устроил культ этого оттенка во всем доме.
Прислонилась лбом к мраморному кафелю и прикрыла глаза. В очередной раз обуреваемая горьким разочарованием и тоской. Единственный мужчина, которого я желала, моя первая и единственная любовь, оказался моим врагом, причиной моего сиротства, моей болью, стыдом и сожалением… И никогда нам не быть вместе. Между нами могилы наших близких, между нами реки крови, между нами невозможность… А ведь когда-то я любила слышать тихое «Вереск» его голосом. Даже в моем имени было это сокровенное сумасшествие. Вся яростная страстность его дикой натуры.
Он растоптал все мои мечты… О, как же я ненавидела его и за это тоже… Возможно, даже больше, чем за смерть моих родителей. Ненавидела за то, что он… он был их палачом. Их и нашей любви. Лишил меня права любить его, хотеть… быть с ним счастливой и не презирать себя за это.
Закрыла глаза, принюхиваясь к запаху мыла, поглаживая его пальцами. В душе всплеском былая нежность к воспоминаниям и зависть к прошлому, где мы были такими беззаботными. Сквозь прозрачную массу просвечивался цветок, окруженный тоненькими трещинками, как паутиной.
— Ты пахнешь намного слаще. Каждый твой волосок, каждая мурашка на твоей божественной коже сводит с ума своим диким ароматом… Два года вдали от тебя были адом. Два года я землю рыл, чтобы найти тебя, Вереск. Тебе никогда от меня не спрятаться… я, как животное, найду тебя по запаху.
Хриплый голос над затылком, и по телу прошла дрожь. От неожиданности пальцы разжались, но большая, смуглая ладонь поймала кусок мыла. Я услышала, как он шумно к нему принюхался, а потом так же потянул запах моих волос.
— Чертовая ерунда по сравнению с оригиналом… Оно сделано на заказ, — горячая ладонь скользнула по моей спине, вдоль позвоночника, — из того самого вереска. Я скучал по тебе…
Ткнулся лбом мне в затылок, смял волосы жадной рукой.
— Уйди! — настойчиво, стиснув челюсти и сжав руки в кулаки. Осознавая, что он видит меня сейчас совершенно голую… и я беззащитна против него. Эта беззащитность вызывает панический ужас стать ему покорной. Как и его нежность. Она намного страшнее ярости.
— Я только пришел, — прошептал над самым ухом и сильно укусил за мочку, заставляя вздрогнуть. Пальцы очертили каждый позвонок, вызывая мурашки на коже.
— Я искал сравнение с тобой, я трогал самые дорогие шелка, самый великолепный атлас и… ни хера… они шершавые, по сравнению с твоим телом.
— Не смей ко мне прикасаться своими мерзкими лапами!
Услышала ядовитый смешок, и ладонь перестала прожигать ментальные раны на моей спине.
— Для того, чтобы оттрахать тебя, мне не нужны руки! Запомни, Вереск, я могу заставить тебя корчиться от удовольствия, не прикасаясь пальцами.
— Убирайся!
С облегчением ощутила, как он отстранился, и тут же дернулась, когда сильная струя душа прошлась вдоль позвоночника и ударила по ягодицам. И он тут же развернул меня лицом к себе.
— Гуляла сегодня по двору? Устроила себе экскурсию?
Тяжело дыша, стараюсь не смотреть на его мокрое лицо, на голое мощное тело. Он пахнет потом, парфюмом и сигаретами. Мне кажется, что его смуглая кожа, если тронуть ее губами, такая же соленая, как мои слезы.
— Сходила на братскую могилу? — дышит мне в губы. — Видела, сколько там цветов?
— Ты жуткое чудовище.
Смотрит на мою грудь, на мои губы, на мой живот, и ноздри начинают раздуваться, губы кривит звериный голод. Только на его лице можно прочесть такую болезненную и пугающую по своей силе страсть, доводящую до трепета.
— Подними руки, Вереск!
— Нет!
— Нет? Кого мне там закопать еще? Может быть, привезти священника? Или твоего бывшего жениха выдернуть из реанимации, где ему пересадили почку, и закопать живьем у тебя на глазах?
— Он жив? — воскликнула я.
А Паук сдавил мое запястье до хруста.
— Как думаешь, на чьи деньги? Все ради тебя, девочка. Радуйся тише. Не вынуждай меня пожалеть об этом. Подними руки.
Медленно подняла руки вверх, и он сдавил их своей ручищей вместе над моей головой.
— Вот так. Умная, послушная девочка.
Струя воды прошлась по моим ключицам, по груди, по соскам, заставляя закусить нижнюю губу от невыносимо сильных ощущений. В этот раз не было медленности, в этот раз все случилось очень быстро. Напор воды устремился мне между ног с такой мощью, что шанса увернуться, вытерпеть, избежать не осталось. Я ощутила безжалостную вибрацию воды и жадно жестокие губы Сальвы на своих губах. Он водрался в мой рот, удерживая за руки, вламываясь языком между стиснутых зубов, кусая мой язык, толкаясь в небо, вылизывая десна и вращая струей воды вверх-вниз неумолимо быстро.
Проклятый, развратный дьявол. Порочный, наглый, циничный. Он прекрасно знал, что делает. Чувствуя приближение необратимого удовольствия, начала вырываться, дергаться всем телом, но он, удерживая насильно за руки, устремил воду туда, где от наслаждения все горело, разрывалось, пока я не затряслась, не задергалась в едчайших конвульсиях оргазма. Сокрушительного настолько, что ему пришлось подхватить меня за талию, удерживая, чтоб не упала, заглядывая мне в пьяные глаза.
— И ни одного прикосновения мерзкими лапами.
С гадским триумфом, не удержалась, подалась вперед и изо всех сил укусила за губу, так, что его кровь брызнула мне в рот. В ответ услышала тихий смех.
— Вкусно? Нет ничего слаще крови врага, Вереск. — вытер губу и вдруг схватил меня за волосы, опуская на колени, заставляя тут же зажмуриться, когда его вздыбленный член оказался на уровне моих глаз. Никогда не видела мужской половой орган настолько близко, не ощущала мускусный запах голой плоти так явственно. Стало страшно и сердце заколотилось с адской силой. — Открой глаза! Не зли меня!
Подняла веки, заливаясь краской, видя перед собой сильные ноги, плоский живот, выбритый пах, гладкую мошонку и сам пенис. Он подрагивает у моего лица. Покрытый сеткой выпирающих вен, пульсирующих под тонкой кожей, слегка сдвинутой с большой, налитой кровью головки, похожей на огромную спелую черешню. Судорожно глотнула воздух… не веря, что он мог быть во мне и не разорвать на части, не покалечить. Испытывая фантомную боль внизу живота и адское желание сбежать прямо сейчас… и в то же время порочную, развратную завороженность с мыслями о том, что этот дьявол прекрасен везде. О том, что он создан для того, чтобы погубить мою душу, мое сердце, сломать меня навсегда…
— А теперь отдавай долг… возьми его руками и открой рот.
Я презрительно скривилась, изображая рвотный рефлекс.
— Ты мне отвратителен! Пусть это делают твои грязные шлюхи!
И улыбка пропала с лица Сальвы. На нем появилось то самое страшное выражение невыносимой звериной жестокости. Рывком, за волосы поднял меня на ноги, всматриваясь в мои глаза тем самым, жутким взглядом чокнутого маньяка.
