И не только от вида рыжеволосой Лизы, но и от взгляда Сальвы, который сейчас вызывал во мне ураган ненависти.
— У вас невероятное платье. Такие шедевры никогда не выйдут из моды. Сколько ему лет? Судя по фасону около двадцати.
Резко повернулась к рыжей и, с трудом подавив раздражение, ответила.
— Конечно, никогда не выйдут из моды, ведь они усыпаны бриллиантами.
— Как? — глаза рыжей загорелись. — Все эти камни — бриллианты? Это…это же целое состояние! — воскликнула она, хлопая длинными ресницами, и я увидела, как Сальва сильнее сжал ее руку.
— Да…тот, кто подарил мне это платье, был невероятно щедрым.
— Ваш муж?
— Да…можно и так сказать.
Ответила я, встречаясь взглядом с Сальваторе и видя, как на дне его дьявольских зрачков пляшут языки пламени.
— Насколько нужно быть одержимым женщиной, чтобы сделать такой невероятный подарок. Но любой одержимости рано или поздно приходит конец, а бриллианты никогда не перестают радовать.
Это намек на то, что я не выбросила платье ради бриллиантов?
— Случайно сохранилось в старых тряпках. Я удивилась, что его не выбросили со всем остальным ничего не значащим барахлом.
Ударила и вздернула подбородок, увидев, как напряг скулы.
— Выбросить бриллианты? Вы серьезно?
— Ооо, мой муж подарил мне тысячи новых нарядов, не менее шикарных.
— Что ж ты не надела ни одно из них, невестка?
Черные глаза прищурились, и я высокомерно ответила.
— Остальные наряды больше подходят для великосветских приёмов и важных банкетов, а на новоселье сойдет и так.
Вернулся Марко и подал мне стакан с водой.
— В этом доме только вино, ликеры и газированные напитки. С трудом нашел воду.
Сальваторе вдруг щелкнул пальцами, и разговоры стихли.
— Дорогие гости, хочу позвать вас на улицу. У меня для вас сюрприз — спектакль от неапольских актеров. Они приехали специально с эксклюзивной премьерой, которая лишь через год появится на сцене большого Театра. Прошу!
Указал рукой на двор, и гости поспешили покинуть помещение, восхищенно охая и ахая.
— Что за спектакль?
— Как интересно?
— Как называется премьера?
— Вы все увидите сами. Прошу. Вот сюда. По аллее вниз к вересковому саду.
— Какая невероятная статуя!
— О Боже! Она прекрасна! Как живая!
— Я привез ее из Венеции. Теперь она поселилась в моем доме и будет жить здесь вечно, как часть моей души.
Сказал и посмотрел на меня. Проклятый предатель. Зачем он это делает? Зачем удерживает под локоть свою рыжую кобылу и говорит мне о душе? У тебя нет души! Ты продал ее дьяволу задолго до рождения, Сальваторе ди Мартелли! Ты — подлый убийца, мерзавец, изменник и негодяй! Все эти слова я вложила в свой взгляд и в ответ увидела холодный блеск в глазах Паука.
— Какая красивая статуя…она на кого-то похожа. Как будто я ее уже где-то видела.
Я увлекала Марко вниз по аллее, к саду. Вереск раскачивался сиреневыми волнами и манил к себе, окружая большой помост-сцену, воздвигнутый из драпированных досок. Перед помостом расставлены стулья.
— Первые ряды для моего дорогого брата с женой и племянником. Располагайтесь.
Я села с самого края, рядом со мной Чезаре и возле него Марко.
— Что за представление? Что ты уже придумал, Сальва?
— Скоро увидите и сами узнаете.
Поставил стул ближе всего к сцене, полубоком, так чтоб видеть и сцену, и зрителей.
На помост вышел человек в черной рубашке в длинном плаще, за ним следом словно выкатился полноватый мужчина с рыжеватой шевелюрой. Мужчина обернулся к нему и заговорил:
— Я даже помню, какие это были цветы: мимоза.
Но мужчина держит в руках вереск.
— Во что вы играете? — спрашивает рыжий слуга. — Они вас узнают.
— Как они могут допустить, что я — Эдмон Дантес? Даже я сам иногда в этом сомневаюсь. Мне кажется, что это было во сне. Или в какой-то книге. Короче, в другой жизни. В любом случае, Бертуччо, такой день настанет. И тот день, когда они меня узнают, для них будет ужаснее, чем для меня.*1
— Ого! Это же Граф Монте-Кристо!
Крикнул кто-то.
— Да! Точно!
Я судорожно сглотнула и посмотрела на Сальваторе, а он на меня. Зазвонил сотовый у Марко. Он посмотрел на дисплей и тут же подскочил. Я лишь услыхала его взволнованный голос:
— Кто украл товар? Как убиты? Что ты несешь, ублюдок?
Марко встал со стула и ушел с сотовым в сторону дома. Чезаре, открыв рот, с интересом смотрел на сцену.
Первый акт спектакля. Не знаю почему, но я постоянно ловила себя на том, что возвращаюсь снова и снова к лицу Сальваторе, к его посеребренным вискам, к его четким скулам и широким плечам. И снова на сцену, где (почему-то светловолосая) Мерседес, схватив графа за руку, отчаянно говорила:
— Представьте себе, мне пришла в голову удивительная мысль!
— Какая же, мадам?
— Я даже не знаю вашего имени.
— Моего имени, мадам?
— Господи, ну да! Анатоль, Шарль, Эдуард или Поль. У всех людей есть имена. Но какое же имя у графа Монте-Кристо? Вы мне его ни разу не сказали!
— Правда?
— Правда. Так какое же?
— Я мог бы вам сказать, что меня зовут Атаназ или Кризанд, или… так и быть, сказать правду: похоже, родители мои были легкомысленные люди. Они забыли дать мне имя.
— Но это ужасно!
— Да нет, мадам, напротив, это чудесно. Вы можете называть меня так, как вам нравится.
— Вы хотите сказать, что я могу вас окрестить…
— Да!
— И какое имя вы мне выбрали?
— Угадайте! Оно начинается на "Э".
— Почему на "Э"?
— Потому что с нее начинаются слова, которые походят к вам: э — элегантный, э — экспрессивный, э — эрудированный, эпикурейский, эстетский, эфемерный…
— Или как Эрик, Эрнест, Этьен.
— Или Эдмон.
— Или Эдмон.
— Это имя я и выбрала.*2
Быстро меняются декорации, те же актеры, но с иными прическами и в других нарядах выходят опять на сцену. Ложатся вдвоем в колосья вереска. И мне становится трудно дышать.
— Я забрал их себе… мой трофей.
Граф, который выглядит на много лет моложе, прячет что-то кружевное в карман.
— Придурооок, — шепчет ему Мерседес в ответ и трогает пальцами его губы.
