— Пожалуйста…не надо. Накажи меня. Убей меня. Сделай со мной все, что хочешь, отпусти Чезаре… Сальваторе, умоляю, отпусти моего сына.
— Вереск? — пробормотал мальчик… — Ты…ты Вереск, мама? Это он тебя так называл? Дааа…отец рассказывал…это же ты. Как я сразу не понял… как же я сразу не понял!
— Пожалуйста, Чезаре, умоляю тебя, прекратите. НЕ надо. Слышишь, не надо!
— Что не надо? Этот ублюдок предложил отцу отдать тебя ему? Как кого, мама? Кем ты станешь? Его…его подстилкой? Он…он запросил тебя себе, как какую-то шавку…мою мать! Мою МАТЬ! Как я могу это вытерпеть!
На этот раз Сальваторе ударил его по щеке. Оплеухой, как поганого щенка, завалил на спину и вдавил в землю.
— Сальваторе и Вереск, да? Вот что было на этом долбаном дереве! Ты и она! Тыыыыы и она, да? Да, мама? Ты была с ним?
Сын смотрел на меня с перекошенным лицом, силясь одновременно с этим скинуть с себя Сальву. Но тот крепко удерживал его, упираясь лезвием посередине груди, и мне было до дикости страшно, что Чезаре напорется на острие, стоит только Сальве ослабить хватку.
— Выбор, Вереск, выбор. Давай, сделай его. И сколько проблем решится прямо сейчас. Давай! Хоть раз сделай его!
Тяжело дыша, чувствуя, как все разрывается внутри, смотрела то на одного, то на другого, сходя с ума, впиваясь обеими руками себе в волосы.
— Как я могу выбирать между отцом и сыном? Как? Ты…может, ты ни в чем и не виноват, но ты жестокое чудовище, Сальваторе ди Мартелли… как ты можешь заставить меня выбирать между вами?
— Отцом? — задыхаясь спросил Чезаре и посмотрел на меня, как затравленный зверь.
— Скажи! — взревел Сальва. — Скажи это! Говори, твою мать!
— Да…да, сынок…он не твой дядя — он твой родной отец. — прорыдала и застонала, когда Чезаре оттолкнул от себя Сальву и с дикой тоской и болью посмотрел на меня… Уткнулась лицом в землю, чтобы не видеть этот взгляд.
— А я считал тебя святой, мама… — прошептал и бросился прочь, побежал куда-то со всех ног.
— Чезарееее! — заорала, но встать с колен не смогла. Повернулась к Марко. Тот сидел молча и трясся. Сидел и, мать его, просто трясся, глядя перед собой. Как же я его ненавижу, как же люто я его ненавижу. Слизняк…вот в кого надо было вонзить нож.
— Ну вот и все. Спектакль окончен. Представление вышло лучше, чем недавно в моем саду. Тряпки падают, публика визжит и плачет, а Монте-Кристо давится от зависти.
Захлопал в ладоши, и эти хлопки скорее напоминали траурные удары в колокол.
— Мое предложение все еще в силе. Если хотите выжить, пусть она придет ко мне, встанет на колени и поцелует мои ботинки, голая и согласная на все с бумагой о разводе в зубах, а не придет — вы все сдохнете!
Свистнул, всунув пальцы в рот, и, как по мановению волшебной палочки, из-за деревьев вышли его люди. Все это время они были рядом и держали нас на прицеле.
— Вышвырните их обоих на хер с моей территории. Можно пинками под зад.
Глава 16
Нам дали войти в дом, из которого выносили вещи и мебель, грузили на огромные машины. Какие-то двое людей с бумагами, фотоаппаратом и обычной шариковой ручкой осматривали оставшуюся мебель, фотографировали и вносили в список. Вслух произносили примерную стоимость для аукциона. Это было не просто больно слышать, это было смертельно больно. Как будто от меня отрывали куски и уносили продавать по дешевке.
Я шла, как во сне, по коридорам собственного дома, который я же и обустраивала, занималась дизайном, подбором каждой вещицы.
Это было мое развлечение после возвращения из Китая. Помогало мне забыться и не вспоминать Сальваторе. Я строила дом своему сыну. И только ему. Марко не вмешивался и позволил мне полностью заниматься домом. Я считала его своим… я его любила.
И теперь все это вынесут и продадут с молотка. Как будто эти люди проводят опись моей жизни, а не вещей. Как будто влезли во что-то сокровенное и кромсают там все ножницами. Вот она, месть Сальваторе. Каким же адски жестоким он умеет быть. И вся подлость Марко меркнет на фоне этой холодной и расчётливой жестокости, с которой Паук отнимал у меня все снова. Находиться там стало настолько невыносимо, что я выскочила наружу, побежала по дорожке к своей мастерской. Единственное место, которое принадлежало только мне, и откуда я ничего не дам вынести. Я все разобью вдребезги, но не дам.
Марко перехватил меня на самой тропинке. От неожиданности я закричала, потому что он сразу же уехал, и я не думала, что он так скоро вернется домой. Меньше всего я хотела видеть его лицо, его подлые глаза и слышать его проклятый голос. Голос, которым он увещевал меня и лгал, так много лгал, что я вся пропиталась и воняю этой ложью.
— Куда? В свой склеп? Снова смотреть на НЕГО? Мало насмотрелась сегодня?
Впервые он говорил со мной вот так, с таким выражением лица и таким мерзким тоном. Он не был похож на себя. Его глаза выпучились, вылезли из орбит, а лицо покрылось красными пятнами. В одной руке Марко держал полупустую бутылку коньяка. Он был пьян, от него несло перегаром. И…вдруг именно таким он показался мне настоящим. Как будто слезла пленка хорошести, доброты и идеальности, и обнажилось нечто мерзкое, гнилое и реальное. Показалось само чудовище и заревело смрадом.
— Не подходи ко мне! Не приближайся! — зашипела на него, чувствуя, как от презрения дрожит все тело, как мне дико хочется его ударить. И ни одно слово упрека не передаст степень моей гадливости, от которой я вся покрываюсь мурашками.
— Подойду, еще как подойду…перед тем, как отдам тебя ему, я попробую, что значит иметь тебя.
Он набросился на меня внезапно, принялся раздирать одежду и тянуть меня за волосы к мастерской. В него вселились какие-то дьявольские силы, и я не могла сопротивляться, он с жестокостью заламывал мне руки и бил кулаками, рыча мне в лицо. Словно взбесился. От ужаса я кричала, и все тело сводило судорогой. Я вдруг поняла, насколько он сильнее меня. Вот этот тщедушный хромой Марко. И мне не побороть его…а я не переживу, если он ко мне прикоснется.
— Заткниииись, сукааа, заткнииись. Сегодня я тебя трахну. Сегодня я буду тебя долбить до самого утра членом, пальцами и всем, что попадется под руку и, если не сдохнешь, пойдешь к нему. Оттраханая и жалкая. Все бумаги уже готовы!
Я упиралась и цеплялась ногтями за его лицо, оставляя на нем царапины, раздирая его в кровь.
— Никогда. Я не буду с тобой. Не будуууу!
— Будешь! Еще как будешь! Тебя никто не спрашивает! С ним была и со мной будешь!
Схватил за горло и поволок к мастерской.
— Трахну тебя под этой проклятой статуей, пусть смотрит, пусть знает, чья ты на самом деле.
— Остановииись! Ублюдок!
Мами появилась из ниоткуда, она обрушила на голову Марко какую-то вазу, заставив его пошатнуться.
