Хотела бы еще сильнее
Но я бы просто не смогла…
Тебя грязней, чем год назад
До шрамов дикости на теле
Прости, но чисто не умею
Запачкать сотню раз подряд
Тебя и лишь тебя одну…
(с) Ульяна Соболева
— Сумма залога составит…
Адвоката слышала сквозь туман и вату. Он что-то говорил, приносил мне стакан воды, сочувствовал. Государственный адвокат… К нам не позвонил и не пришел никто из Семьи. Ни одна из этих тварей, которые ели за наш счет, приходили в гости, пировали и восхваляли имя Маркуса, никто из них не пришел. Вокруг нас образовалась черная дыра. Как будто весь мир вымер, и мы остались одни на планете.
— Если у вас нет такой суммы, Чезаре придется остаться в изоляторе до судебного разбирательства. Не лучшее место для подростка, я бы сказал…
Подняла усталый взгляд на адвоката.
— Я хочу, чтобы он остался в изоляторе.
Глаза адвоката удивленно округлились, но он не возразил мне. Не важно, что произошло, и пусть от нас все отвернулись, я продолжала видеть этот блеск суеверного страха в глазах людей. Ди Мартелли всегда боялись. Даже теперь, когда от нас ничего не осталось.
— Я введу вас в курс дела в понедельник.
— Мне нужно увидеться с сыном.
— К сожалению, пока идет следствие, это невозможно, мне жаль.
— А вы с ним когда встретитесь?
— Сегодня. После беседы с вами.
— Передайте ему вот это.
Я протянула записку, но адвокат отрицательно качнул головой.
— Мне нельзя ничего передавать заключенному. Повсюду камеры. Мне жаль.
— Хорошо…передайте Чезаре, что ему придется сидеть. Скажите, что так надо. Что как только я смогу…я вытащу его оттуда.
— Хорошо… я передам. Но вы бы могли постараться найти нужную сумму для залога, уверен, что судья пошел бы вам навстречу, учитывая обстоятельства и ….
— Я сказала, что хочу, чтобы он сидел. В моих словах было что-то непонятное для вас?
Адвокат отрицательно качнул головой и проводил меня до дверей.
Когда вышла на улицу и подставила лицо лучам сицилийского солнца, морозить стало намного меньше. Зазвонил мой сотовый, и я ответила.
— Госпожа…я все еще жду вашего распоряжения насчет тела и похорон.
— Пусть его сожгут.
— А прах…вы устроите панихиду? Я не знаю, как поступить?
— Выбросьте урну на городскую свалку.
В трубке возникло молчание. Наверное, управляющий испытал шок от моих слов. А мне было плевать, что он там испытывает. С завтрашнего дня он будет уволен, потому что мне нечем ему платить.
— Франческо, я хочу, чтобы тело Мами отпели в соборе и везли на кладбище Святой девы Марии в Палермо. Сопроводи катафалк. Встретимся там через час.
Выключила звонок и направилась в магазин цветов, личная машина последовала за мной. Я отпустила их всех еще вчера, и многие ушли в ту же секунду. Остались лишь считанные люди, по-настоящему преданные мне и Чезаре, и пожилой водитель Лука был среди них. Когда-то я продала четыре статуи на аукционе и все деньги отдала на операцию для его дочери Розы. Ей требовалась пересадка печени. Лука остался…сказал, что будет подрабатывать, но с должности моего личного водителя не уйдет, и донна Рамона, его жена, так же останется работать на кухне.
— Но у меня больше нет кухни, Лука. Наш дом выставлен на аукцион. Его вот-вот купят.
— Ну вы же снимите другое жилье — Рамона будет заниматься хозяйством, теперь, когда нашей любимой Мами больше нет.
Да, я сниму жилье. У меня остались сбережения после продажи своих работ на выставках и в интернет-магазинах. Я все еще получала заказы, и если раньше это было просто хобби, приносящее прибыль, то сейчас это станет нашим с Чезаре хлебом.
— Поезжай в Палермо, Лука. Похороним нашу Мами, и отвезешь меня в усадьбу Сальваторе.
Кивнул, не задавая лишних вопросов, а я посмотрела в окно, продолжая сжимать букет желтых роз, обвитых черной лентой. На мне длинное траурное платье. Из венецианского кружева с шелковой подкладкой, лицо закрывают темные очки, голова покрыта кружевным платком, крепко обвязанным вокруг шеи.
На кладбище не было никого кроме меня и Луки. Могильщики при нас опустили гроб в яму, закопали и поставили временный деревянный крест. Я бросила горсть земли, молча глядя на табличку с именем. Слез не было. Какая-то удивительная сухость в глазах, внутри и даже в сердце.
Перед глазами мелькают картинки из прошлого, где Мами приносит огромный пирог с десятью свечками и хлопает в пухлые черные ладоши, когда мне удалось эти свечи задуть.
— Маленькая синьорита не должна таскать конфеты в постель и есть шоколад посреди ночи.
— Когда мне снятся кошмары, шоколад снимает стресс.
— Вот станете такой, как Мами, и не оберетесь стресса на всю жизнь. Никто на вас не женится на такой толстой.
— Ма…а у тебя был муж и ребенок?
— Был и муж, и сын…
— А где они?
— Там. — показала пальцем наверх. — Господь Бог забрал их. Он всегда самых лучших забирает раньше всех.
— Как забрал? Почему?
— Забрал и все. Мами не любит вспоминать об этом. Взамен Господь дал мне вашу маму и вас. И мне больше ничего не нужно. А когда придет мой час, мы встретимся с моим сыном и с Джорджем.
Я положила желтые розы на бугор и снова посмотрела на крест.
— Ты встретила их там, Мами? Они теперь в твоих объятиях и склонили голову на твою грудь, а ты перебираешь им волосы, как когда-то мне в детстве? Ооо, Мами, как же я им завидую. Я буду ждать тот день, когда тоже смогу встретиться с тобой.
***
Меня пропустили без слов, и теперь я медленно поднималась по широким ступеням лестницы наверх. Я не знала, что скажу ему, не знала, как выживу после всего этого унижения, как смогу смотреть на своё отражение в зеркале, но самое важное, чтобы мой сын был жив и вышел из тюрьмы. С тех пор, как он родился, меня уже не волновала я сама и собственная жизнь. Я жила для него и ради него… И лишь возвращение Сальваторе встряхнуло меня, подняло из могильного холода, в котором я себя похоронила, и дало сделать глоток воздуха…чтобы снова похоронить под гранитом презрения, потопить в океане ненависти.
Рука в черной перчатке скользила по гладким перилам. Лестница казалась невероятно огромной, и в то же время она очень быстро закончилась.
Меня провели в торжественную залу, распахнули передо мной дверь и тихо затворили за моей спиной.
Он играл в бильярд. Сам с собой. Одет в белое. Никогда не видела его в белом… Это вызов трауру? Ведь у него вчера умер брат. Он же наверняка знает о смерти Марко. На меня не смотрит. И не посмотрит. ОН свои условия огласил. Идти и о чем-то умолять, не выполнив их, бесполезно. Отчаяние затопило до такой степени, что казалось, я вся превратилась в оголенный нерв.
