Или дождусь я, непременно
Когда отыщешь ты меня…
(с) Ульяна Соболева
Обратно домой мы ехали в полной тишине. Сын сжимал мои пальцы, а Марко говорил по сотовому. Показушная идиллия. Видимость семьи и мира, игра при посторонних в счастливую пару, сон в разных спальнях, но входим всегда в одну, чтобы слуги не судачили. За пятнадцать лет я не позволила даже прикоснуться к себе. Пятнадцать лет отвечала «нет» на предложения о венчании.
Нет, это не был страх предать того, кто давно меня предал, я не хранила верность подлецу и убийце. Я просто не могла. Мысль о другом мужчине вызывала у меня тошноту. Чужой запах, чужое тело, чужие руки. Я была создана только для одних. Возможно, со мной что-то не так, и я психически нездорова, но мое тело омертвело и отзывалось лишь на грязные сны и ненавистные фантазии о проклятом Пауке. Я не могла быть с Марко из жалости или в виде подачки, а изменять ему с кем-то было бы ниже моего достоинства.
Как всегда, Марко на телефоне. На пальцах блестят кольца, сверкают золотые часы на запястье. Между ног зажал трость с таким же золотым набалдашником. Он любил все вычурное, громоздкое, как будто подчеркивал свой статус и великолепие. Если что-то дарил, то обязательно огромных размеров. Чтобы все видели его щедрость и возможности. Это была черта, которая мне не нравилась. Но мне так же было все равно. Не мне воспитывать Марко ди Мартелли. У меня для этого есть сын. Я вкладывалась лишь в него и лишь в нем видела смысл своего существования.
— Что значит весь товар исчез? Каким образом? Я не понимаю! Вы взяли деньги, а товара больше нет? Ты с ума сошел? Нам не нужны разборки с Цяо! Это было мирное соглашение против этого неуловимого Чжичжу Линя! Найди товар! Найди его так быстро, как только сможешь, иначе я тебя живьем сожгу! Сукин сын… откуда он взялся этот Чжичжу?!
— Марко!
Посмотрел на меня и отвернулся к окну. Мне не нравилось, когда такие приказы отдавались при нашем сыне и при мне, и мой муж прекрасно знал об этом.
— Я сказал, разобраться!
Выключил сотовый и дернул галстук, освобождая горло.
— Включи кондиционер! Мне жарко! — рявкнул водителю, но его сотовый снова зазвонил.
— Да! Чтоооо? Почему отказались? Мы дали выгодные цены и… Что? Опять Чжичжу Линь? Я не знаю, кто это! Скажи им, мы опустим цены еще ниже, или пусть убираются с нашей земли и торгуют, где хотят, но не в Риме! Значит, будем воевать! Мы на своей земле!
Отключил звонок.
— Проклятые китайцы. Что ж им неймется. Где только взяли столько поддержки от Гуетццо и Алессио, кто за них поручился! Какая тварь пошла против меня!
Скорее, сам себе, чем кому-то. Потом посмотрел на меня, и его яростный взгляд смягчился.
— Прости, что в такой день я о делах. Но это касается всей нашей семьи и нашего будущего.
— Что-то серьезное?
— Нет… не настолько, чтобы испортить твой день, любимая. Просто слишком много всего навалилось.
Любимая. Он называл меня так много лет. И я позволяла ему это делать, но в ответ никогда не сказала даже «дорогой». Только по имени. Я не любила все эти пафосные уменьшительно-ласкательные.
— Папа, когда ты введешь меня в курс дела? Когда состоится посвящение? Я хочу помогать тебе! Хочу быть частью клана!
Горячо воскликнул Чезаре, и я увидела, как усмехнулся Марко. Он явно наслаждался этими просьбами.
— Твоя мама против. Давай вернемся к этому разговору после твоего совершеннолетия.
И перевел взгляд на меня, я слегка кивнула. Да, еще рано. Пусть Чезаре успеет побыть ребенком, успеет пообщаться со сверстниками, заниматься музыкой и языками, успеет полюбить девушку, а не влезть в кровавое месиво… как когда-то влез его родной отец, которого уже в пятнадцать боялись и называли Пауком.
***
Я все еще не любила гостей. Меня напрягали чужие лица, лебезящие рты, лицемерные комплименты. Но статус обязывал устраивать не просто банкеты, а целые пиршества с фейерверками, музыкантами, певцами, грандиозными шоу и фонтанами, принимать десятки людей в своем доме, обеспечивая им ночлег и шикарные завтраки на утро. Жена капо должна была позаботиться об уюте, достатке, стиле. И Марко было не в чем меня упрекнуть. Я всецело выполняла свою часть договора, как и он свою. И мне искренне жаль, что ничего больше этого я дать ему так и не смогла.
Мами помогала мне надеть светло-бирюзовое платье с пышной юбкой, открытыми плечами и такими же пышными рукавами. Невесомая, тонкая ткань создавала иллюзию брызг воды и морской пены. Она уложила мои волосы в высокую прическу, выпустив несколько прядей у шеи и на висках.
— Девочка. Совсем девочка. Ваш сын рядом с вами смотрится, как ваш ровесник.
— С годами ты льстишь все больше и искусней.
— Да чтоб мне сгореть на месте.
Мами поправила воланы на рукавах и сдула невидимые пылинки.
— Идите. Гости уже шумят в нетерпении.
— А ты? Выйдешь к гостям?
— Я прислуга, а прислуге не пристало шастать среди леди и джентльменов.
— МАМИ! — я повысила голос и нахмурилась. — ТЫ НЕ ПРИСЛУГА! Ты член нашей семьи. Поняла? Мы все относимся к тебе, как к родной, и любим тебя. Переодевайся и выходи к гостям. Я буду ждать.
— И я!
Чезаре заглянул в комнату, восхищённо присвистнул на мое платье, получил подзатыльник от МАми за свист и тут же подставил мне руку.
— Пришел сопроводить самую красивую женщину во Вселенной.
Мы спустились по ступенькам вниз, к гостям. На меня набросились с поздравлениями, со льстивыми речами и поцелуями. В следующем году я попрошу Марко в этот день улететь на необитаемый остров, подальше от всех.
— Какая красавица. Чезаре напоминает вашего жениха, а не сына.
— У меня уже есть муж. — лучезарно улыбаясь, ответила наглой особе с белокурыми локонами. До меня доходили слухи, что она — любовница Марко. Но слухи — это последнее, что меня интересовало.
— Это правда, что в честь вас создана статуя в Венеции?
— Статуя? — удивленно спросила и обвела взглядом гостей, выискивая Чезаре.
— Да. Так говорят. Я только что оттуда, и вы действительно на нее похожи.
— На кого?
Сын обещал сопровождать меня весь вечер и не оставлять здесь одну.
— На статую. Она называется «Юлия на рассвете».
— Как мило.
— Ее привезли из Китая, она создана из розового мрамора.
— Всего лишь просто похожа.
Прошла мимо двух щебечущих о статуе женщин и направилась к сыну, как вдруг раздался характерный треск в микрофоне, и все голоса стихли.
— Любимая!
Я обернулась и увидела Марко, стоящего на возвышенности с торжественным выражением лица.
