Кроме того, Артём очень старался, чтобы я так считала. Похоже он и сам сильно перепугался из-за всего, что случилось. Время от времени, снова возвращаясь к своему «чудесному спасению», он вспоминал детали и подробности обрушения: звуки, ощущения, чувства. И хотя в каждом его слове всегда звучала напускная бравада, не трудно было догадаться, что думает он об этом с ужасом и одновременно удивлением.
Неожиданное осознание собственной смертности застало его врасплох и потрясло.
В обыденной простоте, с которой могла закончиться его жизнь, не было никакой романтики. И погибни он вот так сгоряча, мир остался бы совершенно прежним. Ничего в нем не напоминало бы о том, что когда-то существовал такой человек, как Артём Чернецкий. Пожалуй, вот эта бессмысленность и безвестность напугали его больше всего. Артём никогда не кичился талантом или красотой, считая их своим проклятьем, ведь из-за них он будто был всем что-то должен, однако вместе с тем, вырос он именно на понимании собственной уникальности. И, если его отец смог оставить после себя имя, а самое главное — музыку, то после Артёма, каким бы гениальным он не был, могла остаться лишь пустота.
Об этих своих переживаниях он не рассказывал, тщательно маскируя их, пожалуй, слишком рьяной заботой обо мне. Но я всё равно понимала это по отдельным фразам, шуткам, задумчивому молчанию, и в особенности по тому, что он стал надолго уходить куда-то с виолончелью, а на вопросы «Где ты был?» отвечал, что «страдал фигней». Это означало, что у него никак не получается то, чего он хочет. В подробности я не лезла, разговоры о неудачах его раздражали. Раньше в моменты, когда всё складывалось хорошо, он сам звал меня послушать. И теперь я только терпеливо ждала.
В остальном, в эти три дня между моей болезнью и его последующим разговором с Максом мы оба с головой окунулись в наши накопившиеся за последние недели чувства. От его раскаяния и извинений до утренних нежностей и нескончаемых ночных разговоров. От тщательнейшего исследования каждого сантиметра друг друга до погружения в великое вселенское небытие. От сверкающих капелек росы на тонких лепестках садовых роз до горячих ступеней каменного крыльца, тёплого ветра и градом осыпающихся августовских звёзд. От пыльных книжных строчек до гулкого, гуляющего по коридорам дома эха. От солоноватого привкуса пота на языке до сладости заварного крема с шоколадного торта.
А потом к нам наверх пришёл Макс и резко всё испортилось.
Громко протопав по ступеням, он распахнул дверь и беспардонно ввалился в мансарду, едва я успела спрятаться под простыней.
— Слышь, Тём, разговор есть, — Макс был недовольный, вспотевший, с прилипшими ко лбу волосами и плохо оттертой зеленой полосой поперек груди.
— Давай, — Артём достал из валявшихся на полу шорт сигареты и, прикурив, устроился на подоконнике.
— Прямо здесь? — Макс покосился на меня.
— Ну да.
Макс немного помялся, затем взял стул и, развернув его спинкой к нам, уселся верхом.
— Короче, помнишь Егор вчера Зою для своего сериала снимал? Сейчас показывал, что получилось. В общем, очень круто получилось. Я хочу сказать, что он не гонит про своё кино. Видно, что умеет.
— Хочешь сняться в кино? — нетерпеливо перебил его Артём, посмеиваясь.
— Хочу чтобы ты снялся, — судя по тону шутить Макс расположен не был.
Артём же пребывал в прекрасном настроении и, щурясь на солнце, сиял.
— Неожиданно, — он запрокинул голову и тонкой струйкой выпустил дым в окно.
— Здесь необычное место, — сказал Макс. — Весь этот дом и сад. И вся обстановка… Очень аутентично. Такое фиг где найдешь.
— Ну, а я что тебе говорил? А ты — дом престарелых, дом престарелых…
— В общем, я подумал, тебе нужно здесь этот клип снять. Тот, что с БТ. Пусть Егор снимет.
Артём моментально перестал улыбаться.
— Какой ещё клип? Ты о чём?
— Тот самый. Из-за которого весь сыр-бор. Пусть БТ сюда приедут, и вы всё снимите. Костров успокоится, БТ успокоятся, от тебя все отстанут и всё будет прекрасно.
— Всё и так прекрасно. Всё зашибись, как замечательно. Какие БТ? Котик, ты бредишь?
— Нет. Это отличная идея, решающая все наши проблемы.
— Решающая твои проблемы, — огрызнулся Артём. — Потому что у меня проблем нет.
— Вита, скажи ему, — вытерев локтем со лба пот, Макс уставился на меня. — Никому никуда не придется уезжать. Это будет весело, Тёма не сорвет контрактные сроки, никто не попадет на деньги, не будет скандалить и считать, что ты ему мешаешь.
— Чо…о…о? — Артём резко выбросил недокуренную сигарету в окно. — Я тебя предупреждал, чтобы ты не лез. Вся эта дрянь к Вите не имеет никакого отношения.
— Если ты забиваешь из-за неё на всё, то имеет. Понимаешь, — Макс снова обратился ко мне. — Костров хоть и сволочь, но с деньгами обращаться умеет. А ещё он умеет раскручивать юных бездельников. Да, они делают это в своих интересах, но о такой жизни мечтают миллионы. Сочинить десяток мелодий в год — тоже мне напряг. Это тебе не вагоны разгружать или шахты разрабатывать. Ну ладно, о’кей, допустим не возбуждают его Костровы, но он даже для себя сочинить ничего не может. Компьютерная игрушка — классная тема. Сказал типа поеду в глушь — там пойдет. И чего?
— Я тебя сейчас отсюда вышвырну, — Артём спрыгнул с подоконника.
— Артём занимается, — вступилась я за него.
— Занимается? — Макс тоже встал, приготовившись к возможному нападению. — Конечно занимается, только не тем, чем нужно. Что стоит просто сняться в клипе? И да, меня это волнует, очень сильно волнует, потому что это наша общая жизнь и меня в ней всё устраивает.
Я думала после этих слов Артём окончательно выйдет из себя, но он внезапно сдал назад и снова уселся на подоконник.
— Слушай, Котик, у меня предложение. Деловое. Ну почти. А давай ты отстанешь от Зои, а я напишу тему твоей несчастной любви? Назовём её "Краш" или "Девушка моего друга", или "Котик в пролёте". Как захочешь, так и назовём, а потом снимем здесь про это классный клип? Егор постарается. А Костров продвинет его по всем каналам. Как тебе предложение? Тебя же всё устраивало, вот пусть и устраивает дальше.
— Это неравноценно. Я прошу тебя что-то сделать для всех.
— Оставить Зою в покое — это тоже для всех.
— Почему я должен постоянно уступать? Только потому что те, кто нравится мне, уже кем-то заняты? Тобой, Тифоном, кем-то ещё… Только представь, что Вита выбрала бы меня и была бы со мной. Тебя бы это остановило?
Артём перестал улыбаться:
— Я бы не хотел этого представлять.
— У Тифона была возможность показать себя целых одиннадцать лет. А я только начал и имею на это полное право!
Макс вышел, громко хлопнув дверью.
Артёму удалось перевести тему, но злые и отчасти справедливые слова Макса повисли в нашем молчании.
