— В целом, да. Но завтра, наверное, не встану.
— Теперь ты не будешь относиться пренебрежительно к танцорам.
— Танцоры тренированные, а я в первый раз.
— Зато это теперь на всю жизнь. Первый раз не забывается.
— Расскажи про свой первый раз.
— Ну что ты? Я танцую сколько себя помню.
— Я про другое.
— Тоня? — он недоверчиво приподнялся.
— Это была Диана?
— Ага.
— И?
— Что? — захлопал глазами.
— Что-что! Хватит придуриваться. Расскажи по-нормальному.
— Тебе с подробностями?
— Можно вкратце.
— Жаль. А то я уже детально начал вспоминать.
— Сколько тебе было лет?
— Двенадцать.
— А ей?
— Двадцать четыре.
— Ужас какой.
— Да нет. Совсем не ужас. Просто неожиданно. До этого я спал, а они отмечали чей-то день рождения. Диана осталась у нас ночевать, и её положили в моей комнате. И кровати. Потому что другие были уже заняты. Она была сильно пьяная и на утро раскаивалась за то, что сделала. А я нет. Хотя и заверил, что спал и ничего не помню.
— Твою Диану посадить нужно. За совращение малолетних.
— Тебя это возмущает?
— Очень. Это же изнасилование!
— Думаешь? — он изобразил удивление. — Даже, если я не сопротивлялся?
— А ты не сопротивлялся?
— Только очень удивился. Когда проснулся. Открываю глаза, а передо мной грудь.
— Всё, заткнись.
— Ты сама спросила.
— Я просила без подробностей.
— Это не подробности. Просто у Дианы самая прекрасная грудь в мире. Ну, после твоей, конечно.
Превозмогая боль в ноге, я перевернулась к нему спиной и натянула простынь на голову.
— Ты обиделась, что ли? — он сел. — Это нечестно! Даже я уже не обижаюсь, что ты предательски сбежала от меня к Тифону.
— Вот и не обижайся. Потому что не на что. У меня важное дело было.
— И у меня не на что.
— Конечно не на что, кроме того, что ты малолетний извращенец.
— Я тебя старше на год и месяц. Но твоя ревность мне очень льстит.
— Что я дура ревновать к тому, что было шесть лет назад?
— Значит, ты злишься просто так? На ровном месте?
— Я злюсь, потому что ты испорченный и глупый. И потому что меня угораздило связаться с тобой.
— Хорошо. Пусть так. Только успокойся и засыпай.
— Ты меня разбудил.
— И как теперь это исправить?
— Без понятия.
Он снова лёг, перекинул руку через моё плечо и тихо, размеренным шёпотом заговорил на ухо:
— Крошка Вилли-Винки
Ходит и глядит:
Кто не снял ботинки?
Кто еще не спит?
Стукнет вдруг в окошко
Или дунет в щель:
Вилли-Винки крошка
Лечь велит в постель.
Глубокое дыхание успокаивало. Когда он говорил тихо, голос у него становился совсем низким и гипнотическим. Я чувствовала лопатками размеренное движение его грудной клетки.
Где ты, Вилли-Винки?
Влезь-ка к нам в окно.
Кошка на перинке
Спит уже давно.
Спят в конюшне кони,
Начал пёс дремать,
Только наша Тоня
Не желает спать.
Однако спали мы недолго. Проснулись от громких жалобных криков за стеной. За окном уже окончательно рассвело и на балконных перилах блестели капли росы.
Амелин вскочил, как ошпаренный, несколько секунд сидел, приходя в себя, а затем натянув штаны, сунул ноги в кеды и, не зашнуровывая, пошлёпал к двери. Вспомнил что-то, вернулся. Схватил со стула рюкзак и вытащил обрез.
— Офигел! — я резко попыталась встать, но тут же со стоном рухнула обратно. Боль в ноге полоснула ножом.
— Можешь не лезть? — с непривычно строгим спокойствием сказал он. — Хоть раз в жизни?!
Но не лезть я не могла, особенно сейчас. Поэтому скатилась с кровати на пол и, стоя на четвереньках, пригрозила:
— Выйдешь с этой штукой, и я тебя знать не знаю.
— Ты что, не слышишь, что там ребенка бьют?
— Позови администратора. Полицию вызови, в конце концов.
Возвышаясь надо мной с обрезом в руке, он смотрел сверху вниз и в его взгляде было нечто такое, отчего мне самой сделалось страшно.
— Кость, пожалуйста не нужно. Это у тебя справка есть. А мне как быть?
— Администратор? Полиция? Ты что, кино пересмотрела, Тоня? Администратор сделает замечание. Полиция проверит документы. Никто реально не поможет.
— Это ты кино пересмотрел, если считаешь, что, размахивая оружием, можно что-то решить.
— Только так и можно решить. Большинство людей, кроме этого, ничего не понимают.
— Ты просто сталкивался только с такими.
— А ты сталкивалась с другими? Забыла, что было в деревне?
— Сейчас не та ситуация. Пожалуйста.
Пару секунд он молчал, затем швырнул обрез на кровать и ушёл.
Было слышно, как он постучал к соседям. Судя по голосу, ему открыла женщина. И я уже собралась подползти на четвереньках к двери, чтобы послушать, о чём они говорят, как Амелин вернулся. Вошёл и озадаченно застыл, стоя при входе.
Потом присел на корточки, протянув руку, почмокал, словно подзывая собаку.
— Хорошая девочка. Иди ко мне.
— Забыл, что я могу покусать?
Он рассмеялся, нерв прошёл. Облокотился спиной о дверь и уселся прямо на полу, вытянув ноги.
— Иди скорее, покусай меня.
Я подползла, забралась к нему на руки, обняла.
— Ну что там?
— Она сама его бьёт.
— Мать?
— Да. Вот почему он боится её больше Пеннивайза. Молодая совсем.
— И что ты ей сказал?
— Сказала, что если она его ещё раз тронет, то я её убью.
— Ну, серьёзно.
— Серьёзно. Так и сказал.
— Ну и правильно. А она что?
— Как обычно. Обматерила и захлопнула дверь. Я же говорил, что без обреза получится неубедительно.
