Настрой улучшился, когда они вышли к Константинополю, соединились с группировкой Вальтера Голяка и несколькими отрядами помельче, подтянувшимися раньше. Входить в город им категорически запрещалось, однако Алексий, в виде императорской милости, позвал Петра к себе во дворец, дабы обсудить дальнейшую стратегию
[31].
Константинополь
Вид имперской столицы, вероятно, произвел на крестоносцев ошеломляющее впечатление. В отличие от западных городов, относительно небольших, Константинополь мог похвастаться населением почти в миллион человек
[32]. Он представлял собой центр легендарной Римской империи как в физическом, так и в духовном плане, являл собой реликт Древнего мира, в котором жизнь по-прежнему била ключом. Его император был прямым правопреемником Августа, а граждане ревели от восторга на ристалище, как и их предки. Этот город, особенно в глазах средневекового обывателя, представлял собой средоточие чудес.
В высоченных каменных стенах, самых монументальных оборонительных сооружениях из когда-либо возводимых, проделали девять главных врат, самыми знаменитыми из которых считались парадные Золотые врата. Они представляли собой огромную римскую триумфальную арку с тремя широкими проходами – белый мрамор, отделанный золотом и бронзой, – и статуями слонов (наверху), запряженных в колесницу победителей. Куда ни кинь взор, повсюду красовались великолепные мозаики и захватывающие произведения искусства из исчезнувшего античного мира. Но еще больше сияющих дворцов и экзотических товаров впечатляла городская коллекция реликвий. Почти в каждой церкви имелась одежда или мощи святых – за много столетий благочестивые императоры собрали несравненное количество предметов поклонения христианского мира. Посетивший город паломник мог найти что угодно: от (ставших уже привычными) инструментов, которые Ной использовал для строительства своего Ковчега, и повивальных одежд Христа до более экзотических и замысловатых предложений, таких как пузырьки с кровью Иисуса или молоком Девы Марии.
Наиболее ценные из них хранились в специальной дворцовой часовне или демонстрировались в главном городском храме – соборе Святой Софии. На свете не существовало ни одного здания, способного сравниться с ним в красоте. В век тяжеловесной, мрачной архитектуры эта «церковь божественной мудрости» рвалась ввысь грациозными, по-настоящему прекрасными линиями. Войдя в огромную, отделанную серебром дверь, перемычку которой, как утверждалось, сделали из досок Ноева ковчега, верующий зачарованно взирал на стены из разноцветного мрамора, привезенного со всех концов Средиземноморья, и любовался невероятной гармонией внутреннего убранства. Грандиозный центральный купол возвышался на восемь этажей, потолок покрывали четыре акра золотой мозаики
[33]. У его основания строители расположили окаймленные золотом окна – когда помещение заливали солнечные лучи, создавалось впечатление, что купол плывет по световому морю…
Мало кто мог войти в такой храм и не растрогаться. Когда прибывшая с визитом русская делегация услышала в соборе литургию, ее члены написали своему царю знаменитые слова: «Мы даже не знали, где оказались – на земле или в раю
[34]».
Император Алексий I прекрасно знал о том влиянии, которое могло оказать имперское убранство, и в полной мере этим воспользовался, чтобы и польстить гостям, и напугать их. Петра отвели в Великий дворец – обширный комплекс зданий, расположившийся на площади в четыре с половиной акра, – где нищий проповедник-бродяга столкнулся лицом к лицу с императором Восточно-Римской империи. Когда Петр вошел в восьмиугольный зал Хрисотриклиния, что означает «золотая гостиная», его взгляд тут же привлек громадный императорский трон, обрамленный монументальной иконой Христа в образе божественного судьи: его рука была поднята – либо для благословения, либо для повеления. Не меньшее впечатление на него произвело и удивительное дерево из золоченой бронзы с усыпанными драгоценными камнями певчими птицами на ветвях, а также два льва у подножия трона. От прикосновения к специальному рычажку птицы принимались петь, а львы вставали и грозно ревели, внушая одновременно изумление и страх.
Подобное окружение могло и в обычных условиях напугать или сильно удивить, но Петр оказался к нему восприимчив, потому что до конца так и не понимал, что же ему делать дальше. Во Франции и Германии ближайшие цели казались вполне очевидными – собрать «Великую христианскую армию» и выступить маршем на Иерусалим. Но вот подлинные планы похода в Святую землю все еще покрывала пелена тумана. Кроме смутного указания на общий сбор в Константинополе, никаких других деталей Урбан больше не привел. Теперь Петру следовало либо дожидаться другие армии, рискуя разочаровать своих людей, либо немедленно вступить на вражескую территорию.
Император Алексий же отнюдь не был в восторге от Народного крестового похода. Весть о том, что так называемое Войско Христа движется на Константинополь, повергла его в ужас. Он попросил наемников укрепить армию, но столкнулся лишь с разношерстной толпой, не подчинявшейся даже своим предводителям. После сообщений о выступлении в поход целой тьмы народа, дочь императора, историк Анна Комнина, в тревоге писала, что «весь Запад… в полном составе двинулся в Азию».
Первый взгляд на группировку Петра отнюдь не утолил императорскую тревогу. Хотя святость проповедника и в самом деле потрясла его воображение, Алексий прекрасно понял, что у сброда, который тот с собой привел, в борьбе с турками не было никаких шансов. Задействовав свое легендарное очарование, император убедил Петра, что надежда у него только одна – остаться и подождать, пока не подтянутся другие, уже настоящие войска.
Совет был весьма разумный, но влияние Петра на организованный им крестовый поход с некоторых пор постоянно слабело и эффективно контролировать его он, по сути, больше не мог. Дальнейшее ожидание в Константинополе представлялось нетерпимым для рядовых солдат, которые усматривали в этом предательство папского наказа освободить Иерусалим. А окружавшую их роскошь, бросавшуюся в глаза, считали еще одним оскорблением. Если они воевали за правое дело ради этих изнеженных восточных христиан, то почему им никто не даровал права хоть на какую-то компенсацию? Поначалу они довольствовались мелкими кражами, но вскоре перешли к откровенным грабежам – врывались не только в предместья, особняки или во дворцы, но даже воровали свинец с церковных крыш. Через шесть дней после их появления терпение Алексия лопнуло. Крестоносцам дали денег с запасом провианта, посоветовали отправляться на берег и ждать там имперский флот, который пополнит их запасы и переправит в Малую Азию.
