Поэтому появление Раймонда с его группировкой застало Арслана врасплох. Устроенная им ловушка теперь обернулась против него самого – теперь его грозили раздавить два фланга армии крестоносцев. В последовавшей далее сумятице большинство турок погибло, а выжившие бежали, бросив обозы и остатки султановой казны.
Победа – а ее можно отнести в равной степени на счет как Раймонда, так и Боэмунда – сломила боевой дух турок-сельджуков. Арслан пришел к выводу: крестовый поход слишком силен, чтобы его остановить, поэтому вывез из деревень все припасы и приложил все усилия для того, чтобы дистанцироваться от происходящего. Отдохнув несколько дней, армия крестоносцев снова тронулась в путь на юго-восток по самой унылой и бесплодной равнине, тянущейся вдоль Таврского хребта.
В последующие четыре месяца крестоносцы едва тащились по этой угрюмой местности, все больше понимая, каким безумием была попытка в самый разгар лета пересечь пышущие жаром анатолийские равнины. Все оставшееся продовольствие забрали турки, воды не хватало, если она конечно же была вообще. Хуже всего был палящий зной, усугублявшийся тем неудобством, что крестоносцам приходилось постоянно носить с собой доспехи на случай засады. Когда же стали издыхать вьючные животные, под ружье поставили коз, свиней и собак, которых взяли в поход. Многим рыцарям, дабы щадить коней, пришлось идти пешком, а некоторых раненых по дороге оставляли выздоравливать
[55].
Боевой дух поддерживали единственно зримые свидетельства так называемой милости Всевышнего в виде непрекращающихся побед. Когда войско вышло к перевалам Таврских гор, отряд не подконтрольных Кылыч-Арслану турок попытался остановить их на подходах к ущельям. Боэмунд чуть ли не единолично их сокрушил, набросившись прямо на эмира и вызвав его на бой один на один. Турки передумали вступать в ожесточенную схватку и бежали, больше не предпринимая серьезных попыток остановить крестовый поход.
Главным бенефициаром этой победы стал Боэмунд, медленно, но верно выигрывавший состязание с Раймондом. Той же ночью его подвиги в борьбе с турками неожиданно увенчала пролетевшая комета, которую посчитали признаком возвышения Боэмунда. Чувствуя, что появилась возможность ковать железо, пока горячо, он отделил от главного войска отряд, поручил командовать им своему племяннику Танкреду и нескольким мелким дворянам, приказал освободить ряд окрестных городов, а потом без лишнего шума передал эти населенные пункты Алексию в качестве доказательства своей честности и весьма откровенного намека на то, что ему все еще можно присвоить титул Великого слуги.
Вдохновленный его примером, брат Годфри Балдуин тоже откололся от основных сил, по-видимому, желая заручиться поддержкой живших по соседству крещеных армян. Но вместо того, чтобы запасаться провизией, он воспользовался выгодами сложившейся ситуации с целью создания платформы для реализации собственных политических амбиций.
В Эдессе, столице Великой Армении, расположенной на востоке нынешней Турции, Балдуину и его людям оказали самый теплый прием. Ее пожилой правитель Торос был вассалом окружавших его со всех сторон турок и страстно желал обрести независимость. Поскольку наследника у него не было, он предложил усыновить Балдуина и сделать его своим преемником, взамен попросив задействовать западных рыцарей для восстановления его пошатнувшейся популярности. Балдуин с огромной радостью принял его предложение: неудивительно, что несколько недель спустя несчастного Тороса свергли с трона в результате дворцового переворота. Балдуин основал независимое государство, назвав его Эдесским графством – первым из четырех крупных форпостов христианства на Среднем Востоке, известных под общим названием «государств крестоносцев».
Все эти маневры привлекли внимание других принцев-крестоносцев, но в первую очередь Боэмунда. Сам Балдуин не пользовался особой популярностью – большинство презирали его за нарушение присяги крестовому походу, – но он сделал ровно то, что намеревался сделать норманн. Хотя взоры Боэмунда были неизменно обращены на Антиохию.
Глава 5
Антиохия
Боэмунд и Танкред, подобно всем другим, смертные;
только вот Бог любит их больше, чем остальных…
Антиохия представляла собой так называемый реликт Древнего мира. Основанная в IV веке одним из генералов Александра Великого, она задумывалась как город королей, входила в организованную систему поселений между великой рекой Оронт и рвущимися ввысь вершинами горы Сильпий; в свое время была нервным центром огромного царства, простиравшегося до Индии. Располагаясь в самом центре паутины путей, по которым доставлялись пряности и шелк, город когда-то фантастически разбогател, озолотившись на торговле между Востоком и Западом. «Размаха выставленных напоказ роскоши и богатства, – писал во II веке до н. э. греческий историк Полибий, – вполне хватало, чтобы затмить чувства
[57]».
Включение в римский мир еще больше повысило его престиж. Когда Август взошел на престол, Антиохия была третьим по величине городом империи. Ее удостоили проводить священные Олимпийские игры, покровителями которых выступала элита римского общества, в том числе Юлий и Август Цезари. В городе стояли памятники, воздвигнутые самыми разными правителями, – от Ирода Великого до Адриана.
Однако в глазах христиан Антиохия обладала особым значением. В некоторых кругах ее по-прежнему называли «колыбелью христианства», потому как именно здесь последователей Христа впервые назвали «христианами». Не менее впечатляла и тамошняя церковь, основанная якобы самим святым Петром и в этом качестве способная оспорить притязания Рима.
Вместе с Александрией, Константинополем, Иерусалимом и Римом Антиохия была одной из пяти великих патриархий христианской церкви. Если время город и не очень пощадило – торговые пути, придававшие ему такую важность и значимость, пролегли дальше к югу, – он все равно оставался самым грозным оплотом на пути в Иерусалим. За много веков Антиохия выдержала великое множество нападений и только предательство в конечном итоге позволило туркам завоевать ее в 1084 году, за тринадцать лет до описываемых событий.
Одних только невероятных размеров города с лихвой хватало, чтобы обескуражить даже самого ретивого крестоносца. Когда осенью 1097 года к нему подошла христианская армия, многие тут же пришли к выводу, что крепость неприступна. Город, расположившийся на площади порядка трех с половиной квадратных миль вдоль так называемого ложа долины, со всех сторон окружали массивные стены, выстроенные по приказу императора Юстиниана пять веков назад. Над этими кирпичными фортификационными сооружениями возвышались четыре сотни башенок, предоставляя защитникам многочисленные позиции для того, чтобы поливать осаждающих огнем. Внутри этого кольца стен возвышались скалы горы Сильпий, на вершине которой, на высоте тысячи футов, припала к земле укрепленная цитадель.
