Безотлагательная разведка подтвердила удручающие подозрения. Из-за гористой местности подойти к городу с юга, востока и запада было чрезвычайно трудно, а крестоносцев было не так много, чтобы полностью окружить крепостные стены. Иными словами, о полномасштабной осаде не могло быть и речи.
Раймонд, до которого дошли слухи о том, что гарнизон города куда-то на время ушел, предложил немедленно пойти на штурм, однако Боэмунд отказался, опасаясь, что лавры за победу достанутся сопернику. Преподанный норманну в Никее урок не пропал даром. Как только Алексий установил там свою власть, крестоносцам не осталось ничего другого, кроме как недовольно ворчать. Если бы император так не поступил, Никею, скорее всего, полностью бы разграбили и, не исключено, разделили бы между победителями. В Антиохии подобного допустить было нельзя. Боэмунд намеревался взять великий город себе, а добиться этого можно было только одним способом – заставить врага сдаться лично ему. Поэтому согласиться на общее наступление, особенно предложенное Раймондом, он не мог до тех пор, пока у него не было плана.
Масштаб оборонительных сооружений и сложность стоявшей перед ними задачи качнули чашу весов в их конфликте в пользу Боэмунда. Крестоносцы после похода выбились из сил и подозревали, что столь скоропалительный штурм может обернуться самоубийством. К тому же Алексий пообещал прислать им в подкрепление свою армию. Отсрочка позволила бы войскам отдохнуть и предоставила бы императору возможность с помощью его изумительных осадных орудий значительно повысить их шансы на успех. В итоге штурм общим голосованием отклонили в пользу осады, а Раймонду пришлось стерпеть еще один унизительный удар по самолюбию.
Впоследствии у многих появились самые веские причины сожалеть об этом решении. Осада, неудивительно, оказалась совершенно неэффективной. Турецкий правитель Яги-Сиан уже несколько недель знал о продвижении армии крестоносцев и проделал поистине изумительную работу, дабы защитить город. Поскольку в турецких руках тот не находился еще даже десяти лет, большинство его населения составляли христиане. Полагаться на их преданность Яги-Сиан, разумеется, не мог, поэтому первым делом бросил в тюрьму патриарха, а большинство влиятельных настоятелей местных церквей прогнал. Тех же, кто остался, запугал, осквернив главные храмы – например, в соборе Святого Петра оборудовал конюшню для своих лошадей. Из окрестных деревень систематически изымались съестные припасы, большинство колодцев отравили. Наконец, он послал к соседним эмирам гонцов с просьбой о помощи. Ответ пришел ободряющий. Пока он укреплял местными силами свой гарнизон, ему пообещал поддержку атабек Мосула, самая могущественная фигура во всей Верхней Месопотамии, а также султаны Багдада и Персии.
Крестоносцы тем временем терпели неудачу. Зима конца 1097 года выдалась невероятно суровой и уничтожила жалкие крохи оптимизма, который еще теплился после мучительного перехода через Анатолийское плато. В дополнение к снежным буранам произошло еще и несколько землетрясений, а появление северного сияния, казалось, являлось знамением гнева небес.
Решить, что Всевышний оставил крестоносцев, не составляло никакого труда. В городе было полно съестных припасов, а благодаря протекавшей через его центр реке Оронт он еще и обладал неограниченными запасами питьевой воды. У крестоносцев, с другой стороны, заканчивалось и то и другое. Та провизия, которая еще оставалась в окрестностях, быстро истощилась, не выдержав дополнительной нагрузки в сорок тысяч человек, заставляя крестоносцев отъезжать все дальше от лагеря в поисках новой пищи. Но самое неприятное было в том, что осаждающие не могли полностью взять Антиохию в кольцо, летучие отряды защитников, знавших округу как свои пять пальцев, могли выскальзывать из крепости и устраивать засаду на христиан в тех местах, где они пытались отыскать что-то съестное.
Вскоре понять, кто же кого, собственно, осаждает, уже не представлялось возможным. Принцы-крестоносцы занимались не столько обеспечением непробиваемой блокады, сколько поисками еды, их положение приобретало все более критический характер. Рыцари, не потерявшие лошадей во время изнурительного перехода через Анатолию, были вынуждены убивать выживших животных и пускать их на мясо. Из-за повсеместной нехватки дров оно было настолько недожаренным, что его едва можно было есть, но это все же было лучше того, чем питалась остальная армия. Менее удачливые рыцари и пешие солдаты пытались ловить крыс, собак или же вьючных животных, приправляя их травой или чертополохом. Некоторые даже пытались употреблять в пищу выброшенные шкуры или копаться в навозе, чтобы найти непереваренные злаки.
К весне каждый седьмой крестоносец умирал от голода, что привело к массовому дезертирству. Когда же поползли слухи о каннибализме, принцы-крестоносцы приказали соорудить из оставшегося дерева три огромные осадные башни. Организовали несколько отчаянных атак, но все они закончились прискорбным поражением. В довершение всех бед крестоносцам стало известно о приближении огромной армии – мусульманского подкрепления под командованием могущественного Кербоги Мосульского.
О более скверных новостях нельзя было даже помыслить! Из всех соседних исламских государств Мосул был самым влиятельным, а в последнее время стал даже еще сильнее. В первые дни 1098 года, когда крестовый поход увяз под Антиохией, египетские Фатимиды успешно вышвырнули турок из Иерусалима. В Мосул хлынули беженцы, еще больше укрепив армию атабека. В дополнение к этим войскам Кербога заставил эмиров соседних территорий прислать ему в подмогу подчинявшиеся им соединения, таким образом собрав самую грозную мусульманскую армию к северу от Иерусалима.
Ее приближение посеяло в рядах крестоносцев панику, еще больше усугубив дезертирство. Самым скандальным стало бегство Петра Пустынника, который струсил и улизнул посреди ночи. Племянник Боэмунда Танкред без труда поймал его и, унизив, вернул обратно в лагерь, где тот стал молить о прощении. Он имел достаточно большое влияние на простых солдатов, чтобы его приняли обратно, но моральный ущерб тем не менее был нанесен.
Интриги Боэмунда
Впрочем, положение дел было не таким уж безнадежным, как считалось в армии. Прорехи в блокаде Антиохии, благодаря которым летучие отряды выскальзывали из города, также помогали христианским изгнанникам поддерживать контакт с родственниками, оставшимися в его стенах. Ситуация в крепости с каждым днем ухудшалась: осада продолжалась уже семь месяцев, защитники стали испытывать нехватку еды. Популярность Яги-Сиана еще никогда не опускалась до столь низкого уровня. Мало того что ему пришлось ввести строгое нормирование продуктов, так его еще и заподозрили в том, что он создал личный резерв съестных припасов и не придерживался им же введенных норм.
Боэмунд, давно дожидавшийся, когда в обороне появится подобная брешь, сумел войти в контакт с человеком по имени Фируз, который командовал башней, выходившей как раз на лагерь норманнов. Фируз был армянин, принявший ислам, дабы избежать преследований, но при этом страшно не ладил с заправлявшими в городе турками. Мало того что его недавно оштрафовали за незаконный запас пшеницы, так еще и его жену склонил к сожительству один из турецких стражей! Боэмунду понадобилось совсем немного времени для того, чтобы убедить его стать предателем.
