Оценить общее число погибших практически невозможно, хотя современные еврейские источники свидетельствуют примерно о трех тысячах. Впрочем, это вряд ли соответствует масштабам той кровожадной резни. Взятие Иерусалима дало богатую почву для легенд. Христианские же летописцы, желая украсить событие, предшествовавшее одобренному свыше триумфу, старались рисовать «праведное человекоубийство» в выгодном свете. Свои летописи авторы щедро приправляли библейскими описаниями наказания и мучений грешников.
Если для христиан взятие Иерусалима стало событием масштабным и судьбоносным, то мусульмане его большей частью проигнорировали. Впервые исламские летописи говорят о разграблении города только без малого пятьдесят лет спустя, лишь смутно упоминая о человеческих жертвах, что лишний раз свидетельствует об их незначительном количестве
[64]. В то же время дальнейшие поколения мусульман, и особенно следующее после Первого крестового похода, закономерно стали считать «франков» нецивилизованными варварами, представляя разграбление Иерусалима в качестве высшего доказательства их дикости. Само по себе оно постоянно обрастало все более жестокими подробностями. Крестоносцы действительно сожгли главную городскую синагогу, но впоследствии многие стали заявлять, что перед этим они якобы согнали туда четыреста иудеев
[65]. К XIII веку воображаемое количество жертв со стороны мусульман выросло до семидесяти тысяч человек. Утверждалось также, что захватчики истребили все иудейское население.
Впоследствии значительную часть этих утверждений, без всяких критических оценок, взяли на вооружение современные исследователи, считавшие разграбление Иерусалима символом чудовищного лицемерия крестоносцев. Но так или иначе, по меркам того времени взятие города было не таким уж жестоким
[66].
Ни мусульманская, ни иудейская община из города не исчезли. Год спустя посетивший Иерусалим еврей сообщал о небольшом, но процветающем еврейском квартале. Исламское население действительно сократилось, но последующие сведения о его полном истреблении носят противоречивый характер. В действительности его заставили работать. Трупы на улицах представляли собой серьезную угрозу здоровью, поэтому мусульман мобилизовали для того, чтобы убрать их.
Защитник Гроба Господня
Теперь оставалось реализовать две жизненно важные задачи. Во-первых, решить, что делать с Иерусалимом. А во-вторых, что представлялось делом куда более неотложным, приготовиться к встрече с египетской армией, которая уже была на подходе.
Во многих отношениях решение второго вопроса зависело от ответа на первый. Следовало вырабатывать общую стратегию, приводить в порядок оборонительные сооружения и отдавать приказы. Единоличный правитель мог справиться с этим гораздо эффективнее, чем коллегиальный орган. Проблема была только одна – никак не могли прийти к согласию, кто именно должен стать этим единоличным правителем.
Значительно проще было договориться, кому из них стать таковым не дано. Византийский император, вполне очевидно, сам лишил себя такого права – теперь это признавал даже Раймонд, – а на знать помельче можно было не обращать никакого внимания. Ответ, казалось, напрашивался сам собой – таким правителем должен стать папа. Священным городом, вполне естественно, должна править церковь. Но Урбан был слишком далеко, а его представитель Адемар покоился в могиле
[67]. Тогда крестоносцы обратились к местным христианам, однако их верховный духовник, иерусалимский патриарх, скончался в изгнании за несколько дней до окончания осады.
Дожидаться инструкций из Рима или же избрания нового патриарха не было времени. Египетская армия находилась самое большее в трех неделях пути – организовывать оборону следовало незамедлительно. Экстренно созвали совет, в ходе которого принцы решили предложить корону самому состоятельному и могущественному из них – Раймонду де Тулузу.
Это был верный выбор. Раймонд осуществлял общее руководство над взятием Иерусалима и пользовался репутацией человека набожного. Он и без того уже контролировал цитадель, а изгнать его против воли, как доказал в Антиохии Боэмунд, было очень трудно. В дополнение ко всему он хоть и был слишком заносчив, чтобы снискать популярность других принцев, но все уважали его как храброго солдата.
Это стало бы кульминацией карьеры Раймонда – моментом триумфа, ради которого стоило терпеть все былые унижения. Его переполняла решимость насладиться моментом. Понимая, что остальные в данном вопросе проявят настойчивость, он благочестиво отказался, объяснив, что не станет надевать золотую корону в городе, где Христос носил терновый венец. Этот смиренный ответ встретили с одобрением, но озвучивать предложение еще раз, к его ужасу, не стали. Вместо этого обратились с просьбой к Годфри де Буйону, оказавшемуся достаточно умным для того, чтобы отвергнуть корону, но взять город.
В ряде отношений подобный выбор представлялся довольно странным. Годфри никогда не проявлял особой приверженности церкви, а однажды даже активно противоборствовал папе
[68]. Однако в армии повсеместно пользовался уважением – и именно его башня первой преодолела крепостную стену, дав возможность захватить Иерусалим. На подходе было исламское подкрепление, на горизонте маячила перспектива еще одной жестокой осады, и в этих условиях Годфри смог бы обеспечить как должный моральный дух, так и преданность рядовых солдат.
Вопрос о его истинном титуле играл важную роль по той причине, что Годфри всячески хотелось сохранять видимость, будто он правит городом лишь от лица духовных властей, которые на тот момент еще не были достаточно определены. Сначала он объявил себя Принцепсом, то есть римским императором, но потом, по всей видимости, присвоил другой титул – Advocatus Sancti Sepulchri, то есть Защитник Гроба Господня.
Организация защиты королевства
Годфри мог величать себя как угодно, но первым делом ему требовалось как-то договориться с Раймондом. Ярость, охватившая принца, когда события приняли такой оборот, можно представить без труда. Он в гневе отказался признавать Годфри и передавать ему контроль над цитаделью. Его вздорное поведение угрожало самому существованию христианского Иерусалима. Без контроля над центральным военным оплотом города власть Годфри значительно ослабеет. Другие принцы взывали к Раймонду, объясняя, что перед лицом приближавшейся армии им надо объединиться, но граф их просьбам не внимал. Его обманули, и теперь ему требовался независимый судья, чтобы выслушать его дело. Максимум, чего сумели добиться остальные крестоносцы, это его согласия передать контроль над цитаделью епископу до тех пор, пока для слушаний дела не созовут церковный совет.
