Из тех «крестоносцев», кто отправился в путь, очень немногим удалось еще раз увидеть свой дом. Паломников, возвратившихся обратно через Альпы, встречали издевками, высмеивая за наивность и недостаток веры. Сам Николас в Германию наверняка так больше никогда и не вернулся – скорее всего, умер, пытаясь на обратном пути преодолеть горы. Парня всецело обвинили в фиаско, а его отца линчевали соседи, чьи родственники пошли за ним и нашли свою смерть.
Иннокентий III увидел в этом начинании всего лишь еще одну трагедию. Он встретился с несколькими участниками «похода», поблагодарил за благочестие и посоветовал вернуться домой. Что касается самого папы, то единственный положительный момент для него заключался в том, что эти события показали – интерес к крестовым походам еще сохранился.
Созыв Пятого крестового похода
Папа уже давно проявлял интерес к организации новой восточной кампании. Прекрасно осознавая противоречия Четвертого крестового похода, он считал необходимым без промедления оказать помощь остаткам Утремера. Исламская угроза представляла собой силу, против которой надлежало выступить всей мощью христианского мира. Уже сейчас над государствами крестоносцев навис кривой отравленный ятаган для нанесения последнего удара. На горе Табор, где произошло легендарное Преображение Христа, воздвигли огромную мусульманскую крепость, и теперь враг готовил финальный штурм римского Востока.
Каждый христианин мог сыграть в этом событии ту или иную роль. Знати предстояло вести собственно боевые действия, но и из энергии бедных тоже можно было извлечь пользу. Они могли бы молиться за успех крестового похода, равно как и пожинать его плоды. В блестящей манере политического театра Иннокентий стал раздавать кресты всем, кто обещал оказать крестовому походу материальную либо духовную поддержку. Отныне ради успеха начинания задействовали всех – от беднейшей вдовы до самого состоятельного герцога.
Местом сбора выбрали порт Бриндизи на юге Италии, а официальной датой начала крестового похода назначили 1 июня 2017 года. Иннокентий III выделил из средств папского престола тридцать тысяч фунтов серебром и обложил всех священнослужителей пятипроцентным налогом. Купцам повелели прекратить всякую торговлю с восточными портами, призвав их безвозмездно предоставлять услуги для переправки войск. Наконец, все, кто предлагал финансировать потенциальных крестоносцев, получили индульгенции. Подобная возможность приобрела огромную популярность в равной степени среди мирян и духовенства, открывая путь к духовным благам крестового похода тем, кто не мог или не хотел участвовать в нем лично. Тотчас же поднялась волна народной поддержки крестового похода, и вот тут-то Иннокентия III осенило, как использовать ее с выгодой для себя. В церковные закрома потекли благочестивые пожертвования
[134].
Европейской знати понадобилось немного времени, дабы откликнуться на призыв. Клятву крестоносцев принесли австрийский герцог Леопольд и венгерский король Андраш, а вслед за ними и огромное количество дворян помельче. Однако все эти знатные вельможи безнадежно ушли в тень, когда всех взбудоражила другая новость: освободить Иерусалим поклялся лично император Священной Римской империи Фридрих II Барбаросса.
Со стороны матери он был норманн – в Италии ему в наследство досталось сказочно богатое Сицилийское королевство, а по линии отца – германец и законный правопреемник постоянно ширившейся Священной Римской империи. Восседая одновременно на двух тронах, Фридрих контролировал почти треть Западной Европы. Но в первую очередь его отличала любознательность: его просто одолевала ненасытная жажда познавать материальный мир. Он коллекционировал животных – чем экзотичнее, тем лучше, – которых ему привозили из краев, располагавшихся далеко за пределами его средиземноморского дома. К концу правления Фридриха королевский зверинец на Сицилии мог похвастаться своими слонами, жирафами, леопардами, пантерами, медведями, белым какаду, подаренным султаном Каира, и даже несколькими гренландскими сапсанами. Уход за птицами и животными опирался на научный подход – изучали режим питания, вели систематические наблюдения. Фридрих даже написал несколько трактатов, посвященных соколиной охоте, в которых подробно перечислял пути миграции птиц, особенности их гнездования и поведения.
Эта любознательность в равной степени распространялась и на людей. Пытаясь разобраться в работе желудка и других внутренних органов, Фридрих лично вскрыл несколько трупов. Если же верить словам некоего монаха, жившего в те годы, вскоре он пошел дальше и… выпотрошил после пирушки двух человек, дабы посмотреть, когда эффективнее переваривается пища – при активной деятельности или же в состоянии покоя. Ноу, что называется, коммент.
Но больше всего этого человека, пожалуй, прославил его лингвистический эксперимент. Пытаясь выяснить, на каком языке изначально говорило человечество, он приказал двум няням воспитывать вверенных им чад в полном молчании (сам Фридрих считал таким языком древнееврейский, потому как именно на нем была написана Книга Бытия). К его большому прискорбию, оба ребенка умерли до окончания эксперимента.
Желанными гостями двора Фридриха были ученые мужи, приехавшие из самых разных мест. Специалисты по арифметике, геометрии и алгебре посвящали ему трактаты. Причем это была не банальная лесть. Фридрих, в отличие от большинства людей той эпохи, с превеликой охотой критиковал достопочтенных деятелей науки прошлого, если его собственные наблюдения противоречили их выводам. Пытаться польстить человеку, чьей критики не избежал даже Аристотель, было бессмысленно, поэтому такого рода посвящения являли собой, скорее, знак некоего покровительства соприродному – Фридрих создавал международное сообщество ученых эрудитов. Во многих отношениях его можно было назвать Принцем Возрождения, опередившим это самое Возрождение на два столетия.
Он и правда был бы на своем месте, если бы жил в эпоху Микеланджело и Да Винчи. Император не только говорил на шести языках своих многочисленных обширных территорий, но и слыл состоявшимся поэтом, сочинения которого сыграли существенную роль в развитии современного итальянского языка. Будучи одаренным государственным деятелем и просвещенным правителем, он основал один из первых в Западной Европе университетов, а также запретил пытки («испытание судом Божьим»), считая их противоречащими принципам разума.
Фридрих учредил медицинскую академию, выпускавшую будущих докторов, и подарил ей коллекцию бесценных трудов, дабы слушатели, по его собственному выражению, «могли черпать новую воду из старых колодцев».
Студентов, проявлявших к наукам повышенный интерес, приглашали учиться за его счет, в дороге их охраняла имперская стража, а для покрытия расходов предоставлялись дешевые, субсидируемые казной займы.
Стоя во главе сразу двух правительств, Фридрих каким-то образом нашел время написать несколько трактатов по медицине, снабдить ветеринаров наставлениями о надлежащем уходе за лошадьми, посетить лекции самых прославленных профессоров и даже стать практикующим врачом. Двор императора был интеллектуальным центром всей Европы, а дворцы, сооруженные по его собственным проектам, были переполнены произведениями искусства, выполненными в популярных стилях (диапазон: от Северной Африки до Византии). Неудивительно, что потрясенные подданные называли его Stupor Mundi, что означает Чудо Мира.
