Напряжение, царившее в доме, ощущалось буквально физически, и, кажется, только паскуда Петр мог свободно дышать в деревянных стенах. Поэтому охранники были рады хотя бы на время уехать из нашего убежища, превратившегося в тюрьму.
– Люк, – позвала я, семеня за мужчиной.
Он не ответил.
– Люк, можно мне с вами? – Я продолжала канючить, не сдаваясь и рассчитывая по пути попросить прощения за глупые и жестокие слова, о каких сильно сожалела сейчас.
– Нет, – отрезал тот и уселся за руль.
Я стояла перед автомобилем, похожая на школьницу, надув губы и сунув руки в карманы перепачканного розового пальто. Из-за лобового стекла Люк бросил на меня единственный безразличный взгляд и спокойно выехал со двора.
– Не взял? – обрадовался Петр, когда машины скрылись, оставив пустой двор и открытые ворота.
Я скрипнула зубами, а когда проходила мимо буркнула в глумливое лицо:
– Хватит уже жрать, а то лопнешь, деточка. Замучимся стены отмывать.
Улыбочка сползла с его лица неповоротливой улиткой. Как будто случайно резко открытая дверь шарахнула мужчину по плечу, и он болезненно поморщился. Легче мне, конечно, не стало, но злое чувство внутри довольно оскалилось, словно получив сатисфакцию.
День к обеду разгулялся, ветер разогнал тучи, оголяя серовато-голубое осеннее небо. Солнце жалостливо бросило на наш киснущий пустой двор, заваленный листьями, косые лучи. Через высокие поредевшие кроны деревьев солнечные полосы пробивались пятнами, неровно раскрашивая подъездную дорожку, забор, будку с оголодавшим, а потому особенно злым псом. Несмотря на ясную погоду, в лесу все равно сохранялся холод, и морозило пальцы.
От нечего делать я стащила на кухне сигареты и со смаком, сидя на крыльце, пережгла всю пачку, вдыхая табачный аромат. Роман в дутой короткой куртке, пожертвованной одним из охранников, присел радом.
– Чего делаешь? – дружелюбно поинтересовался он.
– Курить не могу, – я покосилась на очередной окурок, дымившийся в руке, – зато нюхать никто не запрещает.
Мы неловко молчали, потом Роман отчего-то нахмурился и напрягся, вглядываясь через ворота в засыпающий осенний лес.
– Чего случилось? – насторожилась я.
– Запах агрессии… – проговорил он, вставая, и на всякий случай за локоть поднял меня.
Только тут до меня донесся звук ревевших автомобилей, видимо, очень торопившихся в наше убежище. Машина Люка влетела на подъездную дорожку, охранники остановились. Они высыпали из салона, оставив двери раскрытыми нараспашку, и заняли явно оборонительные позы, в руках хмурых мужчин сокращались голубоватые шарики призм. Люк, не заглушив двигателя, вышел, красивое лицо выражало крайнюю обеспокоенность. Я незаметно высвободила руку из пальцев Романа, но все равно внимательные, почти черные глаза отметили мое осторожное движение.
– Держи! – Люк буквально швырнул мне в лицо пакет с одеждой. – Переодевайся! Мы уезжаем отсюда. Роман, ты тоже готовься. На сборы пять минут.
– Да мне и собирать нечего, – хмыкнул тот.
– Что?! – Я едва успела поймать покупки, но все равно на деревянное крыльцо мне под ноги шмякнулась черная женская кроссовка.
Люк, мало обращая на меня внимание, зашел в дом. Быстро подняв обувь, я заторопились следом за ним.
– Петр! – крикнул он, разыскивая типчика. – В городе хранители! Кажется, тебе нужно кое-что объяснить мне!
Я торопилась за Люком, прижимая к груди пакет, и мои семенящие шаги звучали как эхо вслед за его рассерженными и твердыми. Петр стоял на кухне, запихивая в рот очередной кусок копченого мяса, вытащенный из холодильника. Он так и застыл с набитым ртом, когда увидел перекошенное лицо Люкки и его сжатые до побелевших костяшек кулаки.
– Откуда они знают, что мы рядом с этим городом?! – От его тона даже у меня побежали мурашки, а Петр подавился, вытаращив глаза.
– Я ничего не говорил! – едва пробормотал он и проглотил кусок, так и не разжевав.
– Люк… – окликнула его я. Мужчина выглядел так, словно собирался убить Петра.
Он развернулся настолько стремительно и незаметно, что в испуге я отступила на шаг. Впервые я поняла, почему его считали в этом мире чудовищем. Прекрасное лицо выражало безграничную, всепоглощающую злость. Она сочилась из каждой черточки, из черных страшных глаз, не имевших дна. Меня затрясло, руки стали влажными.
– Я сказал, чтобы ты шла переодеваться. – Он произнес слова спокойно, четко, раздельно. – Немедленно!
Отдышалась я, только когда закрылась в комнате на втором этаже. Одежда подошла мне идеально – джинсы сели как влитые, футболка заправлялась, не выбиваясь из-за пояса. Коричневый свитер с высоким горлом был мягким и не кололся, короткая куртка с капюшоном, идеальная для холодной погоды, не стесняла движений. Кроссовки оказались именно нужного размера, будто Люк снял с меня мерки. Я услышала шаги, потом он заглянул в комнату:
– Готова?
Я кивнула, следуя за ним.
– Спасибо за одежду, – тихо пробормотала я ему в спину.
– Не за что, – отозвался он, не оборачиваясь. – Не могу видеть, когда женщина выглядит жалко.
Прекрасно! Отвесил комплимент! Я фыркнула, спускаясь и буравя точку у него на затылке.
Когда мы подошли к машине, Роман с Петром уже сидели в салоне, ожидая нас. Петр, разместившийся рядом с Люком, выглядел особенно бледным и замкнутым, никаких тебе паскудных улыбочек. Вероятно, Люкка сильно его припугнул. Роман улыбнулся, когда я, недовольная и оскорбленная до глубины души, плюхнулась рядом с ним.
– Тебе идет, – проявил Рома добродушие, но его глаза оставались серьезными.
– Спасибо, – буркнула я, отвернувшись, и, чтобы успокоиться, принялась заплетать волосы в косу. Получалось плохо – пряди, словно заколдованные, ускользали из неверных пальцев.
– У нас четыре минуты, – спокойно поведал Рома Люку, трогавшемуся с места. – Хранители уже едут сюда.
– С какой стороны чувствуется агрессия? – спросил тот.
Кажется, впервые он обращался к Роме напрямую. Парень помолчал, а потом признался:
– Отовсюду. Кажется, они окружили нас.
– Ну тем хуже, – пробормотал Люк и резко нажал на газ. Меня швырнуло на Рому. Парень тут же приобнял меня, словно защищая, но я поспешно отодвинулась, краснея. Злить Люка я боялась больше, чем нежданно-негаданно нагрянувших хранителей.
Когда мы устремились по проселочной дороге с глубокими размытыми колеями и чахлыми голыми кустиками, отделявшими просеку от густой полосы леса, а дом скрылся, Роман прокомментировал:
– Первые только что въехали во двор.
– Где хранители с нашей стороны? – последовал скупой вопрос.
– Метрах в трехстах. За поворотом.
