Но она уже не помнила ни своего настоящего имени, ни где жила когда-то. Да разве это имело какое-то значение?.. Олю теперь уже мало что волновало.
Она грызла прядь своих спутанных волос и со спокойным любопытством глазела на незнакомца.
Что было дальше — тоже не задержалось в ее памяти. Кажется, ночевать на улице ей больше не пришлось. Да, именно так, потому что ни холода, ни голода она больше не испытывала…
Иногда какие-то смутные образы мелькали в ее голове, но ни за один из них она не могла зацепиться. Старалась, но не могла.
Время остановилось для нее.
Не было ни минут, ни часов, ни утра, ни вечера… лишь бесконечность. Она словно плыла по безбрежному океану, а горизонт терялся в туманной дали.
А потом что-то произошло: в один прекрасный день она почувствовала беспокойство. Неясное и поначалу почти неощутимое, оно вдруг начало нарастать. И смутные образы, на которые Оля поначалу не обращала никакого внимания, стали все настойчивей преследовать ее. Какие-то лица… Если напрячься, то можно понять, кто были эти люди и какое они имели отношение к ней. К ней?.. А она-то сама — кто?
Беспокойство переросло в панику.
В первый раз Оля осознанно огляделась и обнаружила, что находится в квартире, совершенно незнакомой ей. Как она тут оказалась?
«Что-то не то… Не то и не так!» — в ужасе подумала она.
И решила, что ей надо бежать отсюда. А как же иначе, если она не знала этого дома и, значит, не имела права тут находиться?!.
Куда бежать, Оля тоже пока не понимала, но это был уже вопрос второстепенный.
Она торопливо принялась открывать замки на входной двери — не дай бог, ее найдут хозяева квартиры и спросят, как она тут оказалась! Что она им тогда ответит?..
Выскользнув на улицу, Оля побежала вдоль домов, торопясь покинуть незнакомое место.
Было тепло и сияло солнце. Нестерпимо и нежно пахло сиренью. Сиренью?
Оля не понимала, откуда могла взяться сирень, ведь только-только начался март. Март?!
Это было первое несоответствие, которое смутило ее, поскольку вокруг не наблюдалось ни сугробов, ни грязных луж, а деревья стояли все в зелени. Прохожие были одеты подозрительно легко — кофточки, рубашки… Мимо проехал велосипедист — вообще в шортах и майке!!!
Оля быстро оглядела себя — на ней было длинное белое платье из мягкого трикотажа и белые кожаные тапочки. «Я умерла! — в страхе решила она. — Я умерла и воскресла! Иначе откуда на мне эта странная одежда?! Или, может быть, я впала в летаргический сон и меня похоронили, не зная, что я жива? А потом я каким-то образом выбралась из могилы…»
Оля попыталась вспомнить собственные похороны, но все оказалось тщетным. Зато она обнаружила, что идет по улицам в определенном направлении, как будто ноги сами, без ее участия, знают, куда идти.
«Кажется, на метро получится быстрее. На метро? Но у меня нет денег… А если попробовать на троллейбусе или трамвае?»
Она перешла на другую сторону дороги и на остановке дождалась трамвая. Номер маршрута вызвал у нее бурное волнение. Она залезла в трамвай и села на заднее сиденье. На ее счастье, контролера здесь не было…
И, чем дальше она ехала, тем сильнее волновалась. Ну да, как будто знакомые места!
Когда волнение ее достигло пика, она сошла с трамвая.
Да, как будто здесь… Но что здесь, куда она стремится так упорно?
Оля побежала по тихому переулку, глядя на номера домов.
— Здесь или не здесь?.. — бессвязно бормотала она себе под нос. — И как мне узнать, умирала я или нет?..
И вдруг она нос к носу столкнулась с немолодой черноволосой женщиной, в темно-коричневом широком платье. Женщина посмотрела на Олю безумными глазами и закричала:
— Ты?..
— Я… — прошептала Оля. Женщина эта была ей знакома. Даже очень знакома! И звали ее… тетей Агнией.
Когда Оля вспомнила это, она вспомнила и свое имя. Ну да, она же — Оля. И шла она к собственному дому, что в Гусятниковом переулке!
— Олюшка, миленькая!.. — зарыдала тетя Агния, стиснув Олю в объятиях. — Уж и не думала, что увижу тебя! Как мы тебя только не искали — и через милицию, и детектива частного нанимал Кеша…
«Ну да, Кеша! Мой жених!» — Оля вспомнила и Викентия. Его голос, его лицо и то, как они больше года назад познакомились на ступеньках кинотеатра «Пушкинский» после премьеры какого-то супер-пупер-блокбастера — Викентий подошел к ней и заговорил о фильме.
…Потом они дошли до памятника Пушкину и еще битый час болтали о какой-то ерунде — так легко и свободно Оля себя еще ни с кем не чувствовала. Потом он пригласил ее в кофейню — тут же, на Тверской, и она согласилась. На следующий день поехали в Архангельское, потом он чуть ли не каждый день заезжал за ней на работу… Она рассказала о своем новом знакомом тетке, и та была в ужасе — как же так, познакомиться с первым встречным, на улице! А вдруг он, не дай бог, маньяк какой-нибудь?.. Потом, конечно, тетка поняла, что подозрения ее беспочвенны.
Оля тоже едва не заплакала, обнимая сейчас тетю Агнию, главным образом потому, что вспомнила о Викентии.
— Как он? — спросила она срывающимся голосом.
— Кто? — всхлипнула тетя Агния.
— Да Кеша же!
— Он?.. Он хорошо. И Эмма Петровна тоже ничего…
Эмма Петровна! Оля вспомнила и ее. И ту злосчастную ночь, и свои мечты о ребенке — Дунечке…
Воспоминания, накапливаясь, переполняли Олю — радостные и печальные. Ее детство, юность, молодость, работа, дом… Она вспомнила все, она вновь обрела себя.
— Да где же ты была, Оля? — вновь нетерпеливо спросила тетя Агния. — Тебя похитили, да? Ты здорова? С тобой все в порядке?..
— Н-не знаю… — растерянно ответила Оля, прислушиваясь к собственным ощущениям. — По-моему, со мной все в порядке…
— А мы тут просто места себе не находили… А детектив этот никуда не годился, очень бестолковый был мужчина, я сразу хотела Кеше сказать… — сбивчиво рассказывала тетка.
Оля слушала ее торопливое бормотание, а сама пыталась понять: действительно, а где же она пропадала все это время?..
— Какое сегодня число? — нетерпеливо перебила она тетку.
— Двадцать первое мая… — зачарованно ответила та. — А почему ты спрашиваешь? Оля, Оленька, да расскажи ты мне все!
«Двадцать первое мая! Почти два месяца!» — ошеломленно подумала Оля. И тут же сделала для себя открытие — она помнила все, кроме этих двух последних месяцев.
«После больницы я жила у Викентия. Эмма Петровна принесла мне альбом с фотографиями, стала рассказывать о своей семье… Да, точно, она еще ругала Павла, младшего сына Степана Андреевича… Потом она заснула, а я вышла на улицу, прогуляться. Какой-то тип толкнул меня, и я свалилась в лужу. Кинула в него снежком. Он за мной погнался… Я забежала в какой-то дом, он — за мной. Потом я спряталась на чердаке. И там… А вот что было после того, не помню. Хоть убейте — не помню!»
