Чем-то он напоминал Кащея Бессмертного, каким того рисуют в детских сказках, — худой, лысый, с пронзительными глазками и тяжелой нижней челюстью.
Все уже расселись, как в дверь просунулась косматая седая голова:
— Что, меня не приглашают? — сварливо спросил Силантьев.
— Ну вас, Ярослав Глебович! Заходите, конечно… — хихикнул Локотков, садясь во главе стола в широкое кресло. — Ей-богу, ломаетесь, точно девочка… Когда это у нас специальные приглашения требовались?..
— Какая прекрасная погода нынче в июне! — с энтузиазмом произнес Иван, наливая в бокалы вино. — Помните, прошлым летом в это время холода стояли?.. Дядя Степа, за что пить будем?
— За погоду и будем, — заерзал в своем кресле патриарх. — Очень актуально… А то у меня от сырости ревматизм.
— Прекрасный тост! — серьезно произнесла Кристина. — За хорошую погоду…
Чокнулись бокалами.
Оля посмотрела на Викентия, сидевшего рядом, — он улыбнулся ей уголками губ, словно напоминая, — «люблю». «Люблю» — она тоже улыбнулась ему в ответ.
— Думаю тот дом на Остоженке ремонтировать, — поделился Степан Андреевич. — Пару этажей неплохо бы еще надстроить… Мэрия дает добро. Ну, разумеется, и я город без поддержки не оставлю.
— А куда фонд на это время переместится? — деловито спросил Кирилл. — Там же фонд вашего имени располагается…
— А ты, голубчик, этим и займешься в ближайшее время… — благодушно заметил Локотков. — Эмма Петровна, что-то вы как будто невеселы?..
Сидевшая рядом с Олей Эмма Петровна нахмурилась.
— А чему радоваться?
— Ну как же — такой сынок у вас чудесный и невестка… Юленька, да?
— Оленька, — поправил того Викентий. — Мама плохо спала. Комары.
— Да, комары! — мрачно подхватила Кристина. — Все бы хорошо, но эти проклятые кровососы… Никакая химия их не берет!
— Как же Подмосковье, да без комаров?.. — развел руками Степан Андреевич. — Меня вот давно никто не кусал. Наверное, совсем я старый стал, невкусный…
— Вкусный-вкусный… — хлопотала возле него Мура. — Давайте я вам салатика положу.
— Ты, Кеша, обещал мне новый роман этого привезти… который сейчас самый популярный автор, — сказал Степан Андреевич, рассеянно ковыряя салат тяжелой серебряной вилкой. — Как его там…
— Привез, — быстро ответил Викентий. — Только ничего особенного в этом авторе нет. Я читал. Выпендривается сильно.
— Вы о ком? — оживленно спросил Иван, который всегда хотел быть в курсе событий.
Викентий назвал ему фамилию.
— Боже мой, дядя Степа, да не тратьте вы время на эту макулатуру! — закричал Иван. — Перечитайте лучше Толстого…
— Не читается, — заметил Степан Андреевич, меланхолично пережевывая «оливье». — Ни Толстой, ни Достоевский, ни Тургенев… Архаика. Я мемуары полюбил.
— Дожили! — вздохнула Эмма Петровна. — Толстой уже архаикой стал! Хотя что есть, то есть — классика плохо идет… Вы, Степан Андреевич, угадали.
— А Пушкин? — быстро спросила Кристина. — Что, вы все и от Пушкина решили отказаться?..
— Но вот Пушкин-то как раз очень хорошо идет! — вскочил Иван. — Да, кстати, предлагаю следующий тост — за наше все. За нашего Александра Сергеевича! Дядя Степа, вы на меня не в обиде?
— Ну что ты, голубчик, я Пушкину не конкурент… — захихикал старик. — Он у нас у всех на втором месте после Бога!
— «На холмах Грузии лежит ночная мгла… Мне грустно и легко, печаль моя светла. Печаль моя полна тобою…» — с ошибками продекламировал Кирилл, глядя почему-то на Леру.
— Какие стихи, какие стихи! — мечтательно вздохнул Иван. — А вот это, вы помните: «Что в имени тебе моем? Оно умрет, как шум печальный волны, плеснувшей в берег дальний…»
— Почитайте, Ваня, — сказала Кристина, с ненавистью глядя на Кирилла. — У вас удивительно хорошо это получается.
Лера сделала вид, что поперхнулась вином, и закашлялась.
Степан Андреевич сидел с благостной улыбкой на бескровных губах и как будто не замечал тех интриг, которые плелись вокруг него и между его близкими.
Он посидел еще час вместе со всеми, выпил полбутылки вина, а потом отправился к себе наверх.
— Сидите-сидите! — добродушно приказал он. — Меня Мурочка проводит… Стар я уже стал. А так бы тоже до рассвета сидел, винцо пил… Да, Мура?
— Вы еще ого-го! — возмутилась домработница, аккуратно поддерживая Степана Андреевича за локоть. — Зачем на себя наговаривать?!.
Как только они ушли, за столом воцарилась пауза.
И сразу стало слышно, как Силантьев с хрустом ест малосольные огурцы — он ими закусывал водку.
— Откуда водка? — вдруг опомнилась Эмма Петровна. — Вроде бы ее не было на столе!
— Так он же и принес! — возмутилась Кристина. — Я видела, как он из кармана ее доставал…
— Ишь, расшумелись! — буркнул Силантьев. — А у меня, может, от вашего вина изжога.
Он придвинул к себе миску с «оливье» и выложил остатки на свою тарелку.
— Эх, хорошо готовит Мария Тимофеевна… Душевно! — крякнул он.
Кирилл посмотрел на Силантьева, а потом достал из резного антикварного буфета полный графин.
— Если уж пить, то интеллигентно… Да, Ваня? — подмигнул он Острогину.
— Мура нам голову оторвет… — нерешительно пробормотал Иван. — Ну, если только совсем капельку!
Лера вставила в мундштук новую сигарету.
— Ах, Лера, ты дымишь, словно паровоз! — с досадой заметила Эмма Петровна. — У меня прямо голова от твоих сигарет болит.
— Зато комаров отгоняет, — бесцеремонно заметил Силантьев. Свою бутылку он моментально убрал в карман и потянулся со стаканчиком к графину.
— Боюсь стать алкоголиком, — вздохнул Иван. — Ну, за здоровье…
— Ты никогда не станешь алкоголиком, — заметила Лера.
— А я боюсь на самолетах летать, — призналась Кристина. — Оля, ты как доктор можешь поставить нам диагноз?
— А я пауков трушу! — буркнул Силантьев.
— Это называется — фобии, — засмеялась Оля, которая после ухода патриарха почувствовала себя значительно свободнее. — Только я в этом не специалист. Вам к Пал Палычу надо, он психиатром когда-то был!
— Ты с ним общаешься? — быстро спросила Эмма Петровна.
— Да. Он же мой непосредственный начальник.
— Неприятный человек, — сухо заметила та.
— Интересно, а от этих самых фобий можно избавиться? — лениво спросила Лера, пуская кольца.
— Я слышала, что можно… Только смысл? — Оля пожала плечами. — Пал Палыч рассказывал, что полностью избавиться от навязчивого страха нельзя. Он часто переходит на что-то другое. Если человека вылечили от страха летать на самолете, то он может, например, начать бояться ездить в лифте. Или что-нибудь в этом роде…
