— Я надеялась, что ты меня поздравишь… — печально вздохнула Оля.
— Поздравляю, — буркнула Римма.
— Почему ты злишься?
— Потому что ты теперь меня бросишь. У тебя будет муж, семья… А я кто? Да что за день сегодня такой ужасный… — Римма за спиной поймала край оконной занавески и промокнула им глаза.
— Какая ты глупая.
— Сама ты глупая. Ладно, я тебя поздравляю, — хмуро буркнула Римма и пухлой рукой потрепала Олю по плечу. — А что, Локотков твой правда до сих пор еще ничего не знает? Неужели даже не догадывается?..
— Нет.
— А токсикоз? Тебя не тошнит? — с интересом спросила Римма, постепенно успокаиваясь.
— Нет. И вообще я прекрасно себя чувствую…
— Как назовете?
— Ребенка? Если будет мальчик, то я пока не знаю, — честно призналась Оля. — А если девочка, то я бы очень хотела назвать ее Дуней.
— Как? — вытаращила Римма блестящие карие глаза — они, и без того выпуклые, стали неестественно круглыми. — Дуня? Это что ж за имя такое?
— Авдотья. Дуня, Дунечка…
— Какой кошмар… — заявила Римма. — Впрочем, это сейчас модно. Сейчас полно всяких старинных имен — Фекла, Марфа, Пелагея… Если ты не возьмешь меня в крестные матери, я на тебя по гроб жизни обижусь.
— Я как раз думала именно о тебе, — дипломатично заявила Оля.
У Риммы окончательно улучшилось настроение.
— Договорились!
Оля подлила ей еще кофе.
— Боюсь я за тебя, — вдруг призналась Римма. — Она ж тебя сожрет.
— Кто? — засмеялась Оля.
— Да эта Эмма Петровна. Змеюка она самая настоящая!
— Перестань… — с досадой отмахнулась Оля.
— Я, между прочим, прошлой осенью слышала, как она меня коровой назвала, — сердито произнесла Римма.
— Римма…
— Да что ты все меня одергиваешь! А со Степаном Андреевичем они тебя будут знакомить? — тут же с любопытством спросила подруга.
— Не знаю. Может быть. Вот кого я действительно боюсь… — шепотом призналась Оля.
— Брось! Он же совсем старик! Руина… Сколько ему?
— Восемьдесят два года.
— Наверняка он давно в маразме!
— Нет, мне Кеша о нем много рассказывал — старик еще ого-го! До сих пор пишет книги, делами всякими занимается…
— Он богат? — шепотом спросила Римма.
— Очень. Когда Союз писателей развалился (а он там был кем-то одним из главных), то многое к своим рукам прибрал — ну, то, что раньше принадлежало его ведомству. Ресторан, особняк какой-то старинный, еще что-то… Теперь все сдает в аренду. Потом, у него есть собственные виноградники в Алазанской долине — кстати, очень выгодное вложение капиталов.
— Виноградники? — с сомнением переспросила Римма.
— Ну да! Настоящее вино — оно же на вес золота.
— М-да…
— Еще у него акции, ценные бумаги. Дом еще, то есть вилла, где-то на Лазурном берегу. Счет в каком-то известном швейцарском банке. Мне Викентий про это рассказывал. Да, чуть не забыла! — спохватилась Оля. — Ему же до сих пор огромные гонорары платят и у нас, и на Западе.
— Сумел перестроиться старик, — кивнула Римма. — Раньше советский строй восхвалял, теперь всякие политические разоблачения делает…
— Кажется, он до сих пор машину сам водит, — добавила Оля. — У него джип.
— Нехило… — завороженно протянула Римма. — Если он помрет, то все это достанется тебе?
— Да почему же мне? — засмеялась Оля.
— Ну как же, ты будешь женой Викентия, а Викентий — его единственный внук! Сын-то помер…
— У Степана Андреевича есть еще один сын. Правда, они разругались лет двадцать назад в пух и прах!
— Если разругались, то он ему ничего не оставит! Я же говорю, ты будешь настоящей новой русской! — с энтузиазмом воскликнула Римма. — Старик наверняка отписал все наследство внуку.
— Он не родной внук.
— Да-а? — разочарованно протянула Римма.
— Старший сын Степана Андреевича, Георгий Степанович, женился на Эмме Петровне, а у Эммы Петровны уже был Викентий — от первого брака. Георгий Степанович его усыновил, дал свою фамилию.
— Усыновил? Официально? — Римма наморщила лоб. — Усыновленные дети, между прочим, приравниваются к родным. У них те же самые права, насколько я помню Гражданский кодекс… Все равно твоему Кеше все достанется! — Римма счастливо засмеялась.
— Но есть еще племянники, кажется… — вспомнила Оля. — У Кеши есть двоюродный брат, Иван.
— Это уже вторая очередь наследования, — веско произнесла Римма. — Или даже третья, не помню точно.
— Как мне все это надоело! — с досадой воскликнула Оля. — Вот и Кеша с Эммой Петровной постоянно этот вопрос мусолят — по закону или по завещанию наследство будут делить…
— А разве ты не хочешь быть богатой?
— Хочу.
— Так в чем же дело?
— Не знаю, — пожала плечами Оля. — Пускай сами разбираются, я в их семейные дела не собираюсь лезть. Что будет, то будет… И вообще Викентий не бедный человек, зарабатывает прилично. Мне кажется, по-настоящему богатые люди — это там нефтяные магнаты, банкиры всякие… Степан Андреевич на их фоне так, средний класс.
— А тебе миллиарды подавай…
— Отстань, Римка! — засмеялась Оля. Она встала и принялась убирать со стола. — Сегодня тетя Агния обещала после двенадцати прийти.
Тетя Агния полностью оправдывала свое имя. Агнец божий, кроткая овечка… Более невинного существа и найти трудно!
К своим пятидесяти семи годам тетя Агния ни разу не была замужем. Мало того, Оля всерьез подозревала, что ее тетка лишь в теории знала о тех отношениях, которые связывали женский пол с мужским. То, что тетя Агния отказывалась говорить на подобные темы, лишь еще больше укрепляло Олю в ее подозрениях.
Своих родителей Оля потеряла очень рано. Отца она практически не помнила, а мать в ее воспоминаниях осталась лишь в виде бесплотного контура, отчетливо виделись лишь тонкие руки и копна золотисто-светлых кудрявых волос, в которые маленькая Оля зарывалась лицом. Волосы волшебно пахли то ли ромашкой, то ли чередой… в общем, отваром каких-то трав, которым Олина мать ополаскивала голову.
Тетя Агния мало была похожа на свою покойную сестру — черные прямые волосы, темно-карие глаза, смуглая кожа. Тетка утверждала, что в роду были донские казаки и именно их гены неожиданно проявились в ней.
Агнии было всего лишь двадцать шесть, когда на ее руках оказалась малолетняя племянница…
— …Римма меня навещала, — сообщила Оля. — Ушла прямо перед тобой.
