— Ты шутишь? — дрожащим голосом пробормотала Римма.
— Нет. Я… я не могу. Не могу, и все тут. Я должна…
— А как же я? — перебила ее Римма. — Что мне делать?
— Поезжай в эту Турцию с мамой.
— С мамой?!.
— А что такого? Ты хоть раз с ней куда-нибудь ездила?
— Нет, ты меня убиваешь… — застонала Римма, схватившись за дверной косяк. — Я — с мамой?!. Да лучше сразу в петлю!
— Но ты же ее любишь?
— Люблю, но при чем тут это! — взвизгнула Римма.
На Олю словно какое-то озарение снизошло, она заговорила быстро-быстро:
— Ты сама сказала, что она старенькая и ей немного осталось… Так сделай же ей что-нибудь приятное! Хоть раз в жизни!
— Мы же с ней переругаемся в пух и прах…
— А ты не ругайся! Ты потерпи! — вдохновенно продолжила Оля. — Подари ей эти две недели! Вдруг ей и вправду мало осталось?.. Ведь смерть — это такая вещь, которая может прийти в любое время!
Римма побледнела. Мысль о том, что ее родная мама может умереть, неприятно поразила ее воображение.
— Ты фашистка, Журавлева! — прошептала она ошеломленно, заливаясь слезами. — Ты моей маме смерти желаешь… И это после того, как сама свою тетю Агнию потеряла…
— Глупая! Я очень уважаю твою маму и хочу, чтобы она хоть немного была счастлива… — нетерпеливо закричала Оля. — И о тебе я беспокоюсь, ты же потом сама себя живьем съешь за то, что так ничего и не сделала для нее! Может, это твой последний шанс! Все, иди… — она чуть ли не силой вытолкала Римму, захлопнула за ее спиной дверь.
И неожиданно облегчение снизошло на Олю, судя по всему, она делала именно то, что хотела. А больше всего ей сейчас хотелось найти Павла.
Через минуту раздался звонок.
— Ну, что еще?.. — Оля распахнула дверь.
— Я тебя обманула… — уныло произнесла Римма, переминаясь с ноги на ногу.
— То есть? — сурово спросила Оля.
— В общем, раз уж ты все равно будешь искать своего Павла… Словом, он в больнице.
— В какой еще больнице? — изумилась Оля. Ее Павел меньше всего напоминал человека, нуждавшегося в больницах.
— Обещай, что не будешь на меня сердиться, — кисло продолжила Римма. — Кажется, его ранил Викентий. Да ты не бойся, Викентия поймали и теперь уже точно не выпустят! — закричала она. — Телефон я твой потеряла. Случайно… Но обещаю купить новый — с фотоаппаратом, с возможностью подключения к Интернету и… что там еще?.. — Римма напряглась. — Да что мелочиться, я тебе целый смартфон куплю!
— Что?..
— Смартфон! — оживляясь, повторила Римма. — Это когда в одном аппарате функции и телефонного аппарата, и карманного компьютера…
— Я не о том… Ты говоришь, Викентий ранил Павла? — в ужасе пробормотала Оля.
— Вроде того, — вздохнула Римма.
— И ты молчала?..
Римма покаянно вздохнула.
— Ты просто чудовище! — закричала Оля. — Смартфоном каким-то захотела откупиться!
— Оля, но я для твоего же блага… Честное слово! — Римма потупилась.
— Я тебя ненавижу… — Оля была готова поколотить подругу.
— Оля, ты только не сердись… Оля, ты права, я поеду в Турцию со своей мамой!.. Оля, прости меня. Прости, прости, прости!!!
Оля сидела в электричке, прислонившись виском к оконной раме. Она чувствовала странную пустоту внутри, невозможно было поверить в то, что Викентий был готов убить и Павла.
Оля провела пальцем по пыльному стеклу. Мимо неслись мокрые деревянные домики, фонарные столбы, потемневшие от дождя заборы… А над всем этим висело низкое серое небо.
Час назад она говорила со Степаном Андреевичем (к ее счастью, он в тот момент был на даче), и тот коротко обрисовал ей ситуацию. Объяснил, где она сможет найти Павла.
— С ним все в порядке, милая Юленька… — благодушно сообщил старик (имя он, как всегда, перепутал). — И ранение не такое уж серьезное, прогноз самый благоприятный. Я одного не понимаю: почему в наше время запрещены дуэли?.. По-моему, в некоторых случаях поединки чести просто необходимы! Меня также удивляет и следующее: отчего мальчики не воспользовались револьверами из моей коллекции, более подходящими для дуэли? Середина девятнадцатого века, превосходные экземпляры системы Лефоше… Для такого случая я бы позволил воспользоваться ими. Да и Кеша повел себя не слишком пристойно! — спохватился Степан Андреевич. — Он сам должен был препроводить раненого соперника в руки докторов… Хотя его идея обставить все как самоубийство, если кто-то из участников дуэли пострадает, выглядит интересно.
Оля промычала в ответ что-то невразумительное. Она не понимала, шутит Степан Андреевич или говорит всерьез. Нет, наверное, шутит…
— Ты тоже так думаешь, Юленька? Чудесно… Кстати, меня очень беспокоит моя дражайшая невестка.
— Эмма Петровна? — вздрогнула Оля. — А что с ней?
— Она ведет себя, мягко говоря, странно… — хихикая, сообщил старик. — Представляешь, Юленька, бегает по соседям и собирает подписи в защиту Кеши — какой он доброжелательный и спокойный мальчик… Не думаю, что это поможет Викентию. Да и я уже не в силах помочь ему! Надо уметь с достоинством признавать свое поражение… Юленька!
— Да, Степан Андреевич?.. — безучастно отозвалась Оля.
— Я все пытаюсь вспомнить это стихотворение — «На черной глади волн, где звезды спят беспечно, огромной лилией Офелия плывет, плывет, закутана фатою подвенечной…» И что-то там про то, что «плакучая над ней рыдает молча ива, к мечтательному лбу склоняется тростник. Не раз пришлось пред ней кувшинкам расступиться…» Нет, дальше уж точно не помню. Надо бы послать Кристину в библиотеку, пусть она принесет томик Рембо — у меня в доме не так много французской поэзии. Офелия… восхитительный образ! Я, знаешь ли, в юности играл в самодеятельности. Мы ставили «Гамлета» Шекспира, и моей партнершей была чудесная девушка — светловолосая, светлоглазая… Да, она вся была как свет. Дивное сияние, которое спустя десятилетия продолжает преследовать меня…
«Он как будто не понимает, что едва не потерял своего единственного сына. И ведь он любит Павла, по-своему, но все-таки любит! Иначе бы не стремился так к примирению с ним… Поистине, Степан Андреевич — очень странный человек!»
Оля не стала дослушивать его и осторожно положила трубку. Сейчас она хотела поскорей увидеть Павла, поэтому ей было уже не до приличий. Ровно через минуту она выскочила из дома…
Низкое серое небо за окном электрички.
Оля вдруг вспомнила о Викентии, и ей на мгновение даже стало жаль его. В кои-то веки он позволил себе вырваться из-под материнской опеки… Вырваться для того, чтобы наломать столько дров!
Эпилог
— …только недолго! — брюзгливо предупредила ее медсестра у входа. — Он еще очень слаб. Бормочет все время что-то…
