Горлас Видикас, рожденный для богатства и воспитанный для знатности, был доволен своей жизнью, однако знал, что может жить еще лучше – достаточно проделать ряд простых действий.
– Дорогая супруга, – сказал он, поднимаясь, – мне нужно отъехать. Вернусь завтра или даже послезавтра.
Ваза молча и рассеянно смотрела, как слуги убирают со стола поздний завтрак: мозолистые руки бесперыми птицами порхали над тарелками.
– А зачем? – спросила она.
– Меня назначили попечителем одного предприятия за городом, и я должен посмотреть, как идет работа. После этого я отправлюсь в Алчбинский Придел, чтобы подписать нужные бумаги.
– Что ж, хорошо, супруг.
– К сожалению, меня заранее не уведомили, – продолжал Горлас, – а я уже успел пригласить к нам на ужин Шардана с Ханутом. – Помолчав, он улыбнулся жене. – Потому перепоручаю их тебе. Уверен, ты примешь их как подобает. Не забудь передать им мои извинения.
Во взгляде Вазы читалось нечто неприятное.
– Ты хочешь, чтобы я развлекала сегодня вечером твоих друзей?
– Именно.
– Понятно.
Допустим, она и правда понимает. Тогда почему не бунтует? Не хочет. И что это за румянец у нее на щеках – уж не возбуждение ли?… Впрочем, разглядеть лицо жены получше Горлас не успел. Ваза развернулась и, неподражаемо покачивая бедрами, вышла из столовой.
Ну вот, что сделано… то сделано.
Горлас поднялся и подозвал камердинера.
– Подготовь экипаж, я выезжаю сейчас же.
Слуга закивал и побежал выполнять распоряжение.
Кто-то ведь должен ухаживать за лошадьми, проверять сбрую, чистить карету и чинить тормоза. Кто-то ведь должен следить, чтобы походные сундуки всегда были собраны. А значит, кто-то должен оказывать другие услуги – например, раздвигать ноги в оплату за прошлые услуги и в счет будущих долгов, когда настанет время действовать.
Да, пусть сейчас берут его жену. Горлас позже возьмет их: все, чем они владеют, все, чем только мечтают владеть. Назавтра оба будут принадлежать ему – один уж точно, а второй не позднее, чем через месяц. Кто же зачнет Горласу наследника? Впрочем, не важно. Главное, когда Ваза забеременеет, от него отстанут родители, да и она сама, наверное, обрадуется и перестанет ходить с вечно несчастным лицом, то и дело вздыхать и тоскливо глядеть в окно.
Кроме того, она ведь тоже поклоняется деньгам. Одному Худу ведомо, сколько она тратит на дорогие безделушки и бессмысленные удовольствия. А как появится ребенок – и потом еще трое или четверо, – так она сразу станет довольной и не будет докучать мужу.
Без жертвы не обойтись. Так принеси ее, дорогая. Кто знает, может, тебе это даже понравится.
Полтора колокола спустя Видикасов экипаж наконец выехал за Двуволовые ворота; дорога расширилась, и лошади зашагали быстрее. По сторонам от дороги тянулся Майтен – унылое зрелище (впрочем, куда еще деваться потерянным и обездоленным?). Чтобы вытерпеть, Горлас закрыл ставни и держал под носом ароматический шарик.
Придя к власти, он прикажет вырыть на Заселенной равнине огромный котлован, чтобы в нем закопать всех этих бесполезных тварей. Как просто: нет денег заплатить за лекаря – ну, не судьба, зато на похороны можно не тратиться!
Наслаждаясь мыслями об этом и других улучшениях, которые ожидают общество, под скрип колес Горлас задремал.
Ваза сидела у себя в уборной и разглядывала луну под стеклом. Что ей терять, кроме доброго имени? Да и о потере ли речь? Ханут будет ехидно улыбаться, Шардан станет ходить гоголем так, и каждый поймет, какой секрет он хранит. После них появятся другие, с похожими ожиданиями. И может быть, она все-таки войдет во вкус. А рано или поздно ей встретится мужчина, который почувствует, что любит ее, и тогда Ваза приступит к выполнению своего замысла – единственного замысла, но в высшей степени разумного и логичного. Более того – оправданного.
Порой звери, посаженные на цепь, кидаются на своих хозяев. И иногда даже разрывают им глотку.
Но нужно время. Ни Шардан Лим, ни Ханут Орр не годятся: несмотря на то, что их триумвират построен на расчете, без Горласа они не обойдутся. В конечном итоге, если сложится благоприятная обстановка, они пойдут друг против друга, но произойдет это, вероятно, очень нескоро.
Сможет ли она справиться сама?
В чем смысл моей жизни? Нет, правда – в чем? Ответа не было. Ваза чувствовала себя ювелиром, которому все равно, с каким материалом работать. Блестящий камешек или тусклый, редкий или заурядный – ему нет до этого дела. Единственное различие в том, сколько покупатель готов заплатить. А как это оценить, когда потребность всегда одна: желание чего-то нового и особенного?
Ваза тоже могла бы свести все свои потребности к одной, ведь иначе того, что ее ожидает, не выдержать.
От холода под бледной кожей проступили лиловые дорожки, по которым текла густеющая кровь. Нужно выйти на солнце, ощутить тепло, почувствовать, что люди провожают ее взглядом, засмотревшись на дорогую горностаевую накидку, отороченную черным шелком с серебряным шитьем. На браслеты, украшающие ее запястья и лодыжки, – изобильные до безвкусицы и заманчивые для воров. На умащенные волосы и глаза, ленивые и пресыщенные, соблазнительно полуприкрытые, как будто она никого и ничего вокруг не замечает. О, на такой взгляд красоты ее глаз еще хватит…
Вот она прямо сейчас смотрит на них в зеркало: ясные, даже несмотря на полграфина вина, выпитого за завтраком, и трубку ржавого листа, выкуренную после. Вдруг подумалось, что в следующий раз из зеркала на нее взглянет кто-то другой – незнакомка, обрядившаяся в кожу Вазы, надевшая на себя ее лицо. Эта незнакомка будет куда более умудренной, куда более сведущей в отвратительном устройстве мира.
Желает ли Ваза с ней познакомиться?
Возможно.
День уже был в самом разгаре. Опасаясь, что слишком хорошо запомнит женщину, с которой решила попрощаться, Ваза отвернулась от зеркала и стала собираться на прогулку.
– Значит, ты тот историк, который пережил Собачью цепь.
Старик за столом поднял глаза и нахмурился.
– Вообще-то не пережил.
– Прости…
Скиллара села напротив. Она чувствовала себя странно воздушно, словно жир был невесомым. Нет, в последнее время она не толстела, но кости все равно уставали, зато сейчас пришло ощущение полноты, округлости, и отчего-то Скиллару переполнял сексуальный заряд, медленно томящаяся леность. Она достала трубку и посмотрела на малазанца.
– Долгая история, – произнес тот.
– Которую ты рассказываешь тому длинноволосому барду.
Историк хмыкнул.
– И здесь подслушивают.
– Выговориться даже полезно. Узнав, что я была в Рараку, в лагере Ша'ик, он тоже решил меня обо всем расспросить. Вот только я почти ничего не помню, поэтому смогла рассказать только про Геборика.
