У меня ведь есть список…
– Род Видикасов никогда не имел большого влияния в Совете, – сказала Ваза. – Долгая, непрерывная череда слабых мужчин и женщин, лишенных амбиций.
Ханут Орр фыркнул и потянулся за кубком.
– Про нынешних представителей такого не скажешь.
– Безусловно. Я лишь хотела напомнить, что мой отец не придает веса пожеланиям семьи Видикасов, а я, так сложилось, теперь ее часть.
– Вас это тяготит?
Ваза посмотрела на Шардана Лима.
– Сударь, вы, кажется, забываетесь.
– Прошу простить, госпожа Видикас. Так сложилось, что я вас ценю и потому желаю вам исключительно счастья и удовлетворения.
– А с чего вы взяли, что мне этого недостает?
– Просто вы весь вечер хлещете вино, – лениво проговорил Ханут, – словно портовая девка.
Он поднялся.
– Госпожа Видикас, благодарю за приятный вечер, но мне, увы, пора.
С трудом удерживая внутри гнев, Ваза коротко кивнула.
– И вам спасибо, советник Орр. Простите, что не провожаю.
– Пустяки, миледи. – Он с улыбкой поклонился и вышел.
Шардан едва слышно выругался.
– Вы его разозлили.
– Вот как? – Ваза бесстрастно поднесла кубок к губам, но ее рука предательски задрожала.
– Ханут хочет, чтобы ваш отец пришел к нему, а не наоборот. Он не желает ни перед кем пресмыкаться.
– Напротив, Шардан Лим, первый шаг – это почетный и смелый поступок. Видимо, Ханут меня неверно понял.
– В ваших словах он разглядел намек на собственную трусость.
– Даже если и так, почему он злится на меня? Что творится у вас, мужчин, в голове?
Шардан Лим засмеялся и принял непринужденную позу. Выйдя из тени Ханута Орра, он мог позволить себе раскрыться смертоносным цветком.
– Вы ему продемонстрировали, что он всего лишь себялюбивый слабохарактерный хам.
– Как-то не слишком лестно вы отзываетесь о друге.
Шардан Лим сделал глоток, потом уставился на кубок.
– Ханут Орр мне не друг, – глухо проговорил он.
От выпитого вина Вазе казалось, будто ее голова отделилась от тела и парит где-то под потолком. Она прикладывалась к своему кубку так часто, что уже не смаковала глотки, а слуга безмолвным привидением все подливал и подливал еще.
– Думаю, он считает иначе.
– Едва ли. Мой отец ввязался в интриги с семейством Орров, после чего был убит. И теперь наш род как в капкане, вынужден продолжать эти игры и не может вырваться.
Такого поворота Ваза не ожидала и оттого не знала, как ответить.
– Я, право, не заслужила подобной искренности, Шардан Лим. Как бы то ни было, я сохраню ваши слова в тайне.
– В этом нет нужды, но все равно спасибо. Даже лучше, если бы ваш муж знал, что происходит на самом деле. Ханут Орр – опасный человек. У Лимов и Видикасов много общего – прежде всего неуважение к Совету. И даже презрение. Мне вот что интересно… – Он внимательно и пытливо посмотрел на собеседницу. – Ваш муж все проталкивает в Совет этого скобянщика… Чего именно Горлас добивается?
Ваза недоуменно пожала плечами.
– Простите, об этом я не осведомлена.
– А могли бы узнать? Для меня.
– Не уверена, что получится. Горлас не посвящает меня в такие дела.
– А посвящает ли он вас вообще во что-нибудь? – спросил Шардан и, не дожидаясь ответа (не то чтобы он у Вазы был), продолжил: – Госпожа Видикас… Ваза, он же вас изводит, понимаете? Когда я вижу это… боги, злость прямо распирает! Вы – умная, красивая, а Горлас обращается с вами как с серебряным блюдом. Вы для него просто дорогая вещица на полке.
Ваза поставила кубок на стол.
– Что вам от меня нужно, Шардан Лим? К чему вы меня склоняете? К любовному заговору? К интрижке за мужниной спиной? Предлагаете уединяться в каком-нибудь захолустном трактире, пока Горлас разъезжает по делам? Предаваться страсти, а потом лежать, сочиняя бессмысленные планы и давая друг другу ложные обещания, что вот-вот будем вместе?
Шардан пораженно молчал.
Слуги тем временем с несвойственным им тактом удалились в другие комнаты, на кухню – в столовой не осталось никого. Исчез даже виночерпий. Ваза сообразила, что Шардан, наверное, подослал своего камердинера, чтобы тот щедро подкупил домашних. А сейчас этот таинственный и молчаливый человек, видимо, сидит во дворе, раскуривая кальян с другими слугами, и все они смеются, закатывают глаза или что похуже.
Увы, ничего здесь уже не поделаешь. Похабные мыслишки из мелких умов не выбить.
– Вы описываете в высшей степени аморальную ситуацию, – заговорил наконец Шардан Лим. – Причем с цинизмом опытной куртизанки. Я вам не верю. Вы верны мужу, Ваза. В противном случае я бы не испытывал к вам такой симпатии.
– Вот как? Вы за мной, что, шпионите? – спросила она язвительно, но, когда собеседник не стал ничего отрицать, вся веселость вмиг слетела, и Вазу пробрал холод. – Негоже благородному человеку волочиться за чужой женой, Шардан Лим.
– В любви нет благородства.
– В любви? Или все же в одержимости? Что может заставить желать женщину, принадлежащую другому мужчине, – уж не та ли страсть к обладанию?
– Вы ему не принадлежите, Ваза, вот к чему я клоню. Это не любовь, это извращенная ложь, прикидывающаяся любовью. Я вовсе не собираюсь вами владеть. И уводить от мужа – тоже. Будь у меня такое желание, я бы уже давно нашел повод вызвать его на дуэль и без зазрения совести убил бы. Ради вас. Чтобы дать вам пожить.
– А сами бы встали рядом с горюющей вдовой? Я опираюсь на руку человека, убившего моего мужа… Странно, вы не находите? И вы еще смеете говорить со мной о свободе?
Откровения Шардана, глубины его больных фантазий поразили и даже отрезвили Вазу.
– Я говорил о том, чтобы дать вам пожить.
– И вновь я спрошу: чего вы хотите?
– Я хочу показать вам, что такое свобода. Хочу разбить ваши цепи. Пригласите меня в постель, если пожелаете. Или выставьте пинком под зад. Решать вам. Я хочу, Ваза, чтобы вы ощутили свою свободу. Пусть она вспыхнет пламенем в душе – ярким или тусклым, не важно, но пусть вспыхнет! И наполнит вас целиком.
Она часто и прерывисто задышала. Такой подход застал ее врасплох. Мне ничего от тебя не нужно, женщина. Наоборот, это я тебе нужен. Воспользуйся мной и докажи, что свободна. Сегодня ты сможешь снова ощутить вкус свободы. Вспомнить молодость, когда муж еще не держал тебя за руку, когда торжественные узы еще не сомкнулись вокруг тебя. Поистине неожиданный способ склонить женщину к измене.
– Где мои слуги?
