– Поняли, недоумки, почему я так сижу? Глядите, она всех вас покусает!.. Кроме тебя, конечно. – Он ткнул узловатым пальцем в Скиллару. – Тебя она не переваривает!
– Вот и славно, – ответила та и посмотрела на Баратола.
Темнокожий богатырь наблюдал за разговором с усмешкой. Стоявший за ним Чаур с неизменной глупой улыбкой топтал пауков.
– А ты что скажешь, кузнец? Готов поближе узнать этот город голубых огней?
Баратол пожал плечами.
– Думаю, да, хотя, признаться, я уже отвык от толп народа. Даже хорошо, что меня здесь никто не знает.
Он вдруг посмотрел на свои ладони, будто что-то почудилось ему в переплетении шрамов. Нахмурившись, он медленно убрал руки со стола и почти застенчиво отвел глаза от Скиллары.
Она прекрасно знала, что кузнец не силен в откровенности. Всего один повод для сожаления способен затмить тысячу добрых поступков, а у Баратола Мехара поводов столько, что не всякий смертный выдержит. И он уже не так юн, чтобы отмахнуться от всех печалей и продолжать жить дальше – если, конечно, юность и впрямь то время, когда ты безрассудно смел и не задумываешься о будущем, а просто делаешь то, что тебе захочется.
– Признаюсь, – сказала Злоба, – я порой испытываю грусть, когда посещаю такие шумные места, как Даруджистан. Увы, долгая жизнь не дает забыть, сколь преходящим бывает подобный расцвет. Мне не раз случалось возвращаться в города, которые я застала когда-то на пике величия, и видеть вместо этого лишь пыль и руины.
– Даруджистан простоял две тысячи лет и еще столько же простоит – и даже дольше, – сказал Резчик, скалясь.
Злоба кивнула.
– Именно.
– Видишь ли, Злоба, нам едва ли дано испытать удовольствие тысячелетней жизни…
– А слушать, значит, мы не умеем, – перебила она его. – Удовольствием здесь не пахнет. Представь себе усталость, которая овладевает твоими соплеменниками на старости лет, и помножь ее на бесконечность. Тогда ты поймешь, что такое бремя долгой жизни.
– Погоди, пожалуйста, сейчас расплачусь, – проговорил Резчик.
– Какая неблагодарность! Что ж, юноша, милости прошу отсюда, и если это последняя наша встреча, то я воистину познаю удовольствие!
Резчик схватился за голову, чуть волосы не стал выдирать, но вовремя взял себя в руки. Глубоко вдохнул, медленно выдохнул.
– Я потерплю, – пробормотал он.
– Правда? – Злоба вскинула тонкие, идеально выщипанные брови. – Тогда, может, еще и извинишься?
– Прошу прощения, – пробубнил Резчик и тряхнул плечами. – Просто это мой город и грозящие ему беды пугают меня, а значит, любое промедление смерти подобно.
– Какое извинение без оговорок? – усмехнулась Злоба, вставая. – Еще не стемнело? Тогда будьте добры, разойдитесь по койкам или прогуляйтесь по трюму. Пока наш невоспитанный Резчик переживает из-за вещей, находящихся вне его власти, я ощущаю присутствие… кое-каких личностей здесь, в Даруджистане, чья природа меня саму тревожит. Словом, мне нужно подумать… и желательно в одиночестве.
Скиллара поднялась и взяла Резчика за руку.
– Пойдем отсюда.
Баратол с Чауром спустились в трюм вслед за трелльским воином. На борту не было койки, в которую поместился бы Маппо, поэтому он соорудил себе жилище среди тюков с припасами.
Трелль сидел на ящике; свои пожитки, как выяснилось, он уже собрал: гамак, доспехи, оружие – все набито в один мешок, перехваченный кожаным шнуром.
– Баратол, ты хотел о чем-то поговорить? – спросил Маппо, поднимая взгляд на кузнеца.
– Злоба сказала, что треллей давным-давно выгнали с этого материка.
Маппо повел широкими плечами.
– Мой народ подвергается гонениям уже тысячи лет. Видать, мы настолько уродливы, что все нас на дух не переносят.
– Тебя ожидает долгий путь. Я тут подумал…
Маппо жестом прервал его.
– Нет, друг мой. Я должен отправиться в одиночку.
– Пересечь весь материк, где каждый тебя ненавидит? Маппо, кто-то должен прикрывать тебе спину.
Темные, глубоко посаженные глаза некоторое время смотрели не мигая.
– Баратол Мехар, мы хорошо узнали друг друга за этот поход. Нет никого, кому бы я еще доверил защищать мой тыл. – Трелль опустил голову. – Я не собираюсь идти через весь материк. Есть… иные тропы. Они, возможно, еще опаснее, но, уверяю тебя, меня не так-то просто убить. Я потерпел неудачу, а значит, только мне под силу все исправить. Я не могу – и не стану! – подвергать опасности других. Ни тебя, мой друг, ни блаженного Чаура. Прошу, дай мне уйти.
– Тогда ты ставишь меня перед более ужасным выбором. – Баратол вздохнул и кисло усмехнулся. – Заставляешь решать, что дальше делать со своей жизнью.
Маппо гоготнул.
– Ну, я бы его ужасным не назвал.
– Я знаю, что значит иметь цель. Пожалуй, это все, что я знаю наверняка. Там, в Семи Городах, я почти убедил себя, что нашел свое место, но то был обман. Мне кажется, есть люди, для которых уйти на покой… сродни позору.
– Ты ведь был кузнецом…
– От безысходности. Так я солдат, Маппо. Из Красных Клинков.
– И все равно, ковать железо – занятие благородное. Пускай ты привык быть солдатом, но сложить оружие и найти себе другое дело не позор. Однако если тебя это беспокоит, думаю, здесь полно богачей, которые с радостью наймут столь опытного телохранителя. А еще купеческие караваны и городской гарнизон – воины нужны всем и везде, без работы они не останутся.
– Печальная истина, Маппо.
Трелль снова пожал плечами.
– Знаешь, Баратол, если кто-то и нуждается в защите, так это Резчик.
Кузнец шумно выдохнул.
– Он никого не посвящает в свои планы. Кроме того, это ведь его город. Здесь наверняка найдутся те, кому под силу защитить парня. И знаешь, я видел, как он упражняется со своими ножами – думаю, это Даруджистану стоит опасаться его возвращения.
– Он слишком не сдержан.
– Надеюсь, Скиллара сможет его обуздать.
– Что ж, Баратол, пора нам расстаться. Скоро я покину вас.
– Хочешь сказать, я за этим сюда спускался?
– Я не умею прощаться.
Маппо отвел глаза.
– Что ж, тогда я передам остальным. Резчик… расстроится. Он знал тебя дольше всех из нас.
– Знаю. Мне жаль. Увы, я очень часто веду себя как трус.
Но Баратол все понял. Нет, это не трусость, а своего рода стыд, настолько глубокий, что лишен всякого смысла и оправдания. Рана от утраты Икария по-прежнему свежа и неизлечима, боль от нее сметает все на своем пути. Друзей, привязанности, жизни и истории. Маппо не в силах бороться с течением, которое несет его к предрешенному исходу. И в осознании этого Баратолу открылось неизмеримой глубины горе.
