«Когда тоска настигнет тебя, друг, не попадайся ей в сети, ведь тоска – это смертоносная наживка. Попадешься, и будет тащить тебя весь остаток жизни. За что бы ты ни схватился, Баратол Мехар, все утечет сквозь пальцы. События вихрем будут пролетать у тебя перед глазами. Все яства растворятся после одного укуса, одного глотка. Тоска притащит тебя в костлявые руки жнеца, и, оглядываясь на свою жизнь в последний раз, ты обретешь ясность – печальный дар неведомого бога – и узришь все, что ты потерял, что упустил, что мог бы иметь, но не имел.
А теперь скачи, друг. И берегись силков разума».
Слишком поздно. Эти два слова преследовали его и, вероятно, будут преследовать до самого конца. Жуткий речитатив вновь зазвучал в ушах, когда он увидел распухшее от воды лицо Чаура. Слишком поздно!
Но победный вопль заглушил проклятые слова. В тот раз получилось. Он сказал нет и выиграл.
Подобные победы бесценны.
Благодаря им мужчина может держаться на плаву. Благодаря им он может без страха смотреть в глаза женщине и видеть в них…
Троица оказалась на запруженной народом улице, среди пляшущих, перебивающих друг друга огней. Со всех сторон гремели местные песни, люди с пьяной щедростью делились кувшинами и бутылками, выкрикивали поздравления. Парочки обжимались у стен, шарили руками под растрепанной одеждой. Воздух кругом пропах похотью… Баратол замедлил шаг.
– Ну и завел ты нас, – рассмеялась Скиллара. – Признавайся, шел на зов?
Чаур с раскрытым ртом уставился на ближайшую парочку, непроизвольно покачивая головой в такт ее движениям.
– Нижние боги, – пробормотал Баратол. – Я что-то отвлекся.
– Как скажешь. Все-таки плавание было долгим, и ты наверняка истосковался… ну если только Злоба не решила…
– Нет, – отрезал Баратол.
– Что ж, значит, город соблазняет тебя плотскими утехами! Вся эта улица…
– Прошу тебя, хватит.
– Баратол, ты правда думаешь, что я отстану?
Кузнец выразительно перевел взгляд на Чаура.
– Это зрелище пугает его…
– Не может быть! Оно его возбуждает, и вполне естественно!
– Скиллара, у него тело мужчины, но головой он совсем дитя.
Улыбка сошла с лица Скиллары. Она серьезно кивнула.
– Понимаю… Нехорошо получилось.
– Предлагаю уйти отсюда.
– Согласна. Давай сядем куда-нибудь поужинать, заодно обсудим дальнейшие действия. Однако подозреваю, после увиденного наш друг так просто не успокоится…
Зажав Чаура с обеих сторон, Баратол со Скилларой повели его прочь. Здоровяк сначала посопротивлялся, потом пошел сам, громко и нечленораздельно подпевая окружающим, чье пение тоже с трудом можно было назвать идеальным.
– Мы и впрямь потерянные, я погляжу, – сказала Скиллара. – Нам нужна цель… в жизни. Предлагаю начать с самой серьезной, самой насущной проблемы. Не важно, что будет завтра или послезавтра. Как провести остаток своих дней – вот что важно.
Баратол зарычал.
– Я серьезно. Если бы ты мог пожелать что угодно – все что угодно, – что бы ты пожелал, Баратол?
Второй шанс.
– А чего тут думать? С меня хватит кузницы и честного повседневного труда. Обычной честной жизни.
– Хорошо, с этого и начнем. Нужно составить список самого необходимого. Место, инструменты, гильдейские взносы и прочее.
Было видно, что она готова на все. На все, лишь бы упрятать поглубже свои собственные чувства – и держать их там как можно дольше.
Я не принимаю платы, Скиллара, но твой подарок я приму. И даже отвечу тебе взаимностью.
– Что ж, хорошо. Твоя помощь в этом деле мне точно не помешает.
– Договорились. Вот, гляди, еще куча народу. Все за столами и, похоже, едят. Нужно просто встать рядом с каким-нибудь недотепой и подождать. Думаю, место быстро освободится.
Дымка убрала голую ступню из промежности Хватки и медленно выпрямилась.
– Не дергайся, – прошептала она. – Аккуратно посмотри вон на ту троицу.
Хватка скривилась.
– Дымка, тебе делать больше нечего, кроме как заставлять меня краснеть на людях?
– Не говори глупостей. Ты же вся светишься…
– Да, от стыда! Вот, взгляни на Мураша: у него рожа, как у вареного рака.
– Она у него по жизни такая, – сказала Дымка.
– А мне все равно, – произнес Мураш, облизывая губы. – Все равно, чем вы двое занимаетесь, что на людях, что в комнате, которую вы облюбовали, с тонкими стенами, скрипящим полом и плохо закрывающейся дверью…
– Ага, которую ты должен был поправить, – огрызнулась Хватка и вполоборота поглядела на пришельцев, потом вдруг склонилась над столиком. – Нижние боги, тот, в шрамах, кого-то мне напоминает.
– Я пытаюсь ее сделать, честно. Постоянно поправляю…
– Поправляешь, конечно, а одним глазом подглядываешь в щелочку, – сказала Дымка.
– Заткнитесь, оба! – прошипела Хватка. – Вы что, не слышали меня? Говорю вам…
– Тот мужик – вылитый Калам Мехар, ага. – Мураш потыкал кинжалом куриную тушку на подносе в центре стола. – Но ведь это же не Калам? Тот был ниже, более щуплый и не такой добродушный. – Он вдруг нахмурился и подергал ус. – А кто посоветовал нам поужинать здесь сегодня?
– Тот бард, – сказала Хватка.
– Наш бард?
– До конца недели – да.
– Он хорошо отзывался об этом месте?
– Нет, просто сказал, что нам нужно сегодня здесь поужинать. Ну и еще пообещал, что оно работает всю ночь. Можно это считать хорошим отзывом? Наверное, да. Или нет. Он вообще странный.
– Курица у них чересчур тощая. И не знаю, кто ее ощипывал, но мне уже надоело выковыривать перья из зубов.
– А не надо было, Мураш, лапы есть, – сказала Дымка. – Их ведь даже не мыли.
– Как так не мыли? – запротестовал Мураш. – Они просто в соусе…
– Соус красный, а лапы были в чем-то темно-коричневом. Вот тебе, Хватка, настоящий повод для стыда: просто сходи с Мурашом поужинать.
– Лапы были вкуснее всего, – сказал фаларец.
– Вон тот точно из Семи Городов, – отметила Хватка. – Бьюсь об заклад, что все трое оттуда.
– Толстуха явно любит побаловаться ржавым листом.
– Мураш, если она толстуха, то и я тоже.
Мураш отвел глаза. Хватка отвесила ему затрещину.
– Ай! За что?!
– На мне доспех, а под ним – стеганая куртка, не забыл?
– Ну а на ней ничего нет.
