Ответить на такое приветствие Путнику было нечем, поэтому он просто стоял, не зная, смеяться ему или плакать.
Тот, что помоложе – на вид немного за двадцать, – криво улыбнулся и сказал:
– С каждым новым гостем мы дополняем свое приветствие. В нем заключен наш опыт, часто печальный и неприятный. Коли ты замыслил недоброе, то прислушайся к этим словам и иди своей дорогой. Конечно, если ты вздумаешь обмануть наше доверие, то помешать тебе мы не сможем. Мы хитрить не умеем.
Путник скептически хмыкнул.
– Все хитрят.
Выражение досады на их лицах было такое одинаковое, какое может быть только у отца и сына.
– Да, верно, – сказал сын. – Если бы мы увидели, что ты собираешься нанести удар в спину, мы, конечно же, постарались бы успеть раньше.
– И это правда последний лагерь?
– Да. Мы скоро вымрем. Наши обычаи, наши воспоминания исчезнут, и г'атенды снова будут свободно пастись, пока тоже не исчезнут, ибо эти кони – последние в своем роде.
– Вы на них скачете?
– Нет, мы им поклоняемся.
Однако говорят они по-даруджистански… Какой поворот истории разлучил их с соплеменниками? Почему они забросили земледелие, богатства, деревни и города?
– Киндару, покорно благодарю за ваше радушие и постараюсь показать себя достойным гостем.
Теперь мужчины улыбнулись, а сын взмахнул рукой.
За спиной послышался шорох. Путник обернулся: на склоне будто бы из-под земли выросли четверо кочевников с копьями.
– Да уж, вам явно не привыкать к гостям, – сказал он, обращаясь к отцу с сыном.
Они пошли к лагерю. Впереди бежали молчаливые собаки, навстречу им высыпали ребятишки в венках из белых цветов. Широко улыбаясь, дети ухватили Путника за руки и повели к кострам, где женщины готовили обед. Над железными котлами с мутной молочно-белой жижей вился пар, источающий приторно-сладкий и немного пьянящий аромат.
Вынесли низенькую лавочку, застелили пледом, вышитым разноцветными зигзагами. Ножки у лавочки были вырезаны в виде лошадиных голов, которые смотрят друг на друга, почти касаясь носами. Гривы, выкрашенные яркой охрой и темно-коричневым, плавно струятся. Выполнены фигурки настолько искусно, что можно разглядеть жилы на щеках, складки век и глаза, одновременно непрозрачные и бездонные. Лавочка была одна, и сидеть на ней полагалось гостю, то есть Путнику.
Отец с сыном и трое их соплеменников – две женщины и глубокий старик – скрестив ноги, уселись полукругом по другую сторону костра. Дети наконец отцепились от рук Путника, и женщина передала ему выдолбленную тыкву с кипяченым молоком, в котором плавали ломти мяса.
– Скатанди, – сказал отец. – Стояли лагерем у воды. Решили подкараулить нас и украсть лошадей, ибо мясо г'атендов высоко ценится в городах. Их было всего тридцать, разбойников и убийц. Мы съедим их коней, но, если пожелаешь, одного можешь забрать себе.
Путник глотнул молока. Лицо тут же обдало жаром, а глаза чуть не выскочили из орбит. Горло обожгло, затем по телу разлилось сладостное онемение.
– Засада, я понимаю, не удалась, – сказал он, с трудом видя собеседника сквозь слезы. – Тридцать, говорите? Воинской доблести вам не занимать.
– Друг, это уже второй такой лагерь, что нам попадается. Все убиты, но мы тут ни при чем. Похоже, кто-то не любит скатанди еще больше нас.
Отец замолк, возникшую паузу заполнил сын:
– Мы подумали, что ты преследуешь этого кого-то.
Путник нахмурился.
– Вы имеете в виду, того, кто нападает на лагеря скатанди и вырезает их до единого?
Киндару закивали.
– Мы думаем, это демон. Он подобен грозовой туче, черной от гнева. И хорошо заметает следы. Будто призрак. – Сын поводил в воздухе пальцами – странный жест.
– И как давно он прошел здесь?
– Три дня тому.
– Скатанди – это вражеское племя?
– Нет, разбойники. Грабят караваны и всех, кто живет на равнине. Поговаривают, что они присягнули на верность страшному злодею, которого называют просто Капитан. Если увидишь фургон о восьми колесах, высотой с дом, опоясанный золотым балконом, и тянет его, по слухам, тысяча рабов, то знай: это дворец Капитана. Он рассылает своих слуг за наживой, а сам жиреет на продаже добычи.
– Я не собираюсь преследовать демона, о котором ничего не знаю, – сказал Путник.
– Наверное, и к лучшему.
– Он движется на север?
– Да.
Путник задумался и сделал еще глоток отвратительного напитка. Верхом передвигаться было бы куда быстрее, но так ведь можно и нагнать того демона, а нарываться на драку с кем-то, кто в одиночку способен убить тридцать разбойников, не оставив ни следа, не очень хотелось.
Ребенок, возившийся в ногах, горстями складывая землю на сапоги Путнику, забрался к нему на колени, достал из выдолбленной тыквы кусок мяса и помахал у гостя перед ртом.
– Ешь, – сказал сын. – Это мясо черепахи-землеройки, очень нежное. Молочко мисак размягчает его и удаляет яд. Вообще мисак обычно не пьют; от него разум покидает тело и не возвращается. А если выпить слишком много, он прожигает желудок насквозь, и человек умирает в страшных муках.
– Спасибо, что предупредили. – Путник взял у ребенка мясо, но сразу отправлять в рот не стал. – Больше мне ничего знать не нужно, пока не откусил?
– Нет. Тебе сегодня будет сниться, как ты роешь нору в земле. Не пугайся. У еды тоже есть память, и мисак это подтверждает. Мы всё в нем готовим, чтобы не вкушать горечь смерти.
Путник вздохнул.
– Мисак – это кобылье молоко?
Раздался хохот.
– Нет, что ты! – воскликнул отец сквозь смех. – Это сок растения, точнее его подземных клубней. Кобылье молоко пьют только жеребята. У людей есть свое, и оно тоже для детей, а не для взрослых. Воистину, незнакомец, ты родом из странного мира!
И смех зазвучал снова.
Путник откусил мяса. Действительно, очень вкусное и прямо тает во рту.
Спать гостя уложили в юрте на меховую постель. Ему и правда снилось, как он роет нору в глинистой, каменистой земле, окруженный приятной темнотой.
Незадолго до рассвета в юрту пришла девушка. Гибкая и влажная, она обвила спящего гостя. Он резко вздрогнул и проснулся, когда девушка прильнула к губам Путника, раздвинула их своими, пустила ему в рот слюну, смешанную с пряностями, а потом ждала, пока он проглотит. Когда наконец силы девушки и действие дурмана иссякли, в теле Путника не осталось ни капли семени.
Наутро Путник с отцом отправились за брошенными конями скатанди. С помощью немых псов они сумели загнать статного пегого мерина около шестнадцати ладоней в холке и с озорными глазами.
