Во время своего первоначального психиатрического осмотра псевдопациенты утверждали, что слышат голоса того же пола, что и они сами, эти голоса часто были неясны, но, казалось, произносили слова «пусто», «полый» или «глухой», и ничего больше. Эти слова были выбраны Розенханом, поскольку они смутно предполагают какой-то экзистенциальный кризис, а еще за неимением какой-либо опубликованной литературы, ссылающейся на эти слова, как на психотические симптомы. Никаких других психиатрических симптомов не было заявлено. В случае «признания» докторами заболевания, псевдопациентов проинструктировали «вести себя нормально», сообщив, что они чувствуют себя хорошо и больше не слышат голоса.
Больничные записи, полученные после проведения эксперимента, свидетельствуют о том, что все псевдопациенты характеризовались персоналом как дружелюбные и готовые к сотрудничеству. Всего в этом эксперименте поучаствовали (недобровольно) 12 больниц в пяти разных штатах. Среди них была и частная клиника. В итоге все испытуемые были госпитализированы с диагнозом психические расстройства.
После поступления псевдопациенты по инструкции вели себя нормально и говорили персоналу, что чувствуют себя хорошо и больше не испытывают никаких странных галлюцинаций. Все девять человек были вынуждены признать наличие психического заболевания и согласиться принимать антипсихотические препараты в качестве условия их освобождения. Среднее время, которое пациенты провели в больнице, составило 19 дней. Всем, кроме одного, был поставлен диагноз шизофрения «в стадии ремиссии» еще до их выписки.
Это пугающее исследование прошло по всей территории Соединенных Штатов, включая обветшалые и недостаточно финансируемые государственные больницы в сельских районах, а также городские университетские больницы с отличной репутацией. Несмотря на наличие абсолютно идентичных симптомов, семерым псевдопациентам был поставлен диагноз шизофрения в государственных больницах, а одному — маниакально-депрессивный психоз, более оптимистичный диагноз с лучшими клиническими результатами — как раз в частной больнице. Если говорить точнее, то их пребывание колебалось от 7 до 52 дней.
Однако все они были выписаны с диагнозом шизофрения «в ремиссии», то есть диагноза никто не снимал. Это как если бы вы пришли к терапевту с ОРВИ, а после лечения врач говорит о ремиссии ОРВИ, не снимая диагноза. Розенхан рассматривал произошедшее как свидетельство того, что психическое заболевание воспринимается как необратимое состояние, создающее пожизненное клеймо. Несмотря на то, что в процессе эксперимента постоянно и открыто делались обширные заметки о поведении персонала и других пациентов, ни один из псевдопациентов не был заподозрен персоналом больницы в чем-то необычном.
Интересно, что другие пациенты больницы, люди с психическими заболеваниями, были в состоянии правильно идентифицировать их как самозванцев. В первых трех случаях госпитализации 35 из 118 пациентов высказали подозрение, что псевдопациенты были вменяемыми, причем некоторые предположили, что пациенты были исследователями или журналистами, исследующими больницу. В больничных записях указывалось, что персонал интерпретировал большую часть поведения псевдопациентов с точки зрения психического заболевания. Ведь никто из участников не делал свои записи тайно. После того, как одна медсестра заметила это, она вписала этот факт в его медицинскую карту с пометкой «графомания» — патологическое поведение, возможное при шизофрении. Обычные биографии исследователей были переписаны в больничных записях в соответствии с тем, что ожидалось от шизофреников тогдашними доминирующими теориями их причин.
По оговоренным условиям эксперимента предполагалось, что наши исследователи выйдут из больниц самостоятельно, перестав проявлять симптоматику. А они перестали говорить о голосах в первый же день. Заявив медработникам, что они хотят выйти, псевдопациенты конечно же не вышли. Один из этих пациентов спросил у лечащего врача, зашедшего на осмотр: «Здравствуйте доктор, когда будет назначена комиссия по вопросам моего состояния и выписки?» Ответ был неутешительный: «И вам доброе утро, как чувствуете себя сегодня?» По словам исследователя, после этого доктор вышел из палаты. Кстати, интересно, что контакт с лечащими врачами каждого пациента длился в среднем шесть минут в день. Медработники также общались с ними крайне мало. Обычно они проводили время в общих коридорах вместе с больными не более 11 % от всей смены. Все остальное время они находились в застекленных боксах, находящихся на этажах.
Работники больниц могли позволить себе рыться в вещах пациентов, не разговаривать с ними и не отвечать на вопросы. Исследователи сообщали, что, хотя персонал, казалось бы, действовал из лучших побуждений, они в целом объективировали, не относились к пацинтам, как к живым людям с собственными желаниями и потребностями и дегуманизировали всех пациентов, часто подробно обсуждая вопросы в их присутствии, как будто их там не было, и избегая прямого взаимодействия с пациентами, за исключением строго необходимых для выполнения официальных обязанностей.
Розенхан и его супер-команда говорила о серьезном вторжении в частную жизнь и скуке во время госпитализации. Они отмечали, что медицинские работки по своему желанию могли присутствовать во время посещения пациентами туалетных комнат. Они дозволяли себе бесцеремонно стоять у них над душой, дверей в туалетах не было. Некоторые из них были склонны к физическому насилию и нецензурной лексике, пока их не видели другие работники. «Вставай, живее давай!» — было сказано одному из реальных пациентов в присутствии исследователя, когда первый отказался просыпаться и вставать на прием лекарств. Медикаменты раздавались всем пациентам без исключения. Псевдопациентам было поставлено условие — они выйдут из больницы только в том случае, если признают свое психическое заболевание и начнут принимать антипсихотические препараты, которые они спускали в унитаз. Никто из сотрудников не сообщил, что псевдопациенты спускали свои лекарства в туалеты. А ведь реальные пациенты тоже так делали.
Все это было похоже на страшный сон. Изоляция, полное отключение от мира, отсутствие свежего воздуха, отдыха, когда это необходимо всем. Поведение, которое стимулируется окружающей средой, обычно неправильно интерпретируется, как черта, связанная с расстройством пациента. Особенно, если эта среда — психиатрическая больница. Например, одна добрая медсестра встретила псевдопациента, расхаживающего по длинному коридору больницы и спросила: «Нервничаете, Мистер…?» — «Нет, просто скучно» — сказал он. После этого она записала в карту: нервное состояние, непринятие собственных эмоций, маниакальные навязчивые движения. Один врач сказал своим студентам во время практических занятий в больнице, что группа скучающих пациентов, ожидающих у входа в кафетерий ланча, страдает психическим симптомом «оральной фиксации». Но ведь в больнице просто нечем было заняться, кроме еды.
Вернемся к вопросу о признании собственной болезни. Именно это и должны были сделать испытуемые, повесив на свою будущую судьбу табличку «психически нездоровый». Психиатрический ярлык имеет свою собственную жизнь и влияние. После того, как было сформировано впечатление, что пациент является шизофреником, предполагается, что он останется шизофреником навсегда. Когда пройдет достаточное количество времени, в течение которого у пациента не проявляются признаки болезни, он считается находящимся в ремиссии и доступным для более интенсивного и глубокого лечения. Но ярлык в итоге живет с человеком и во время приема препаратов, и во сне, и тогда, когда он чувствует себя совершенно здоровым.
