– Из какого дерьма это делают? – прохрипела она, силясь вдохнуть.
– Этот секрет охраняется бдительнее, чем цвет подштанников королевы Терезы. Ко вкусу надо привыкнуть.
– Кому захочется к такому привыкать?
Вик обнаружила, что незаметно для себя отхлебнула еще одну крошечную порцию и, содрогаясь, размазывает ее по ротовой полости.
– Удивительно, правда? Все время хочется проверить, действительно ли это так ужасно, как показалось в первый раз. А потом приходит день, когда ты проверяешь и обнаруживаешь, что тебе нравится! Еще чуть-чуть – и уже никакая другая выпивка не даст тебе того, что надо. Я часто думаю, что с людьми то же самое. – Он макнул кончик языка в свой стакан и задумчиво причмокнул. – Те, кто нравится сразу, редко потом оказываются твоими любимцами. У меня такое чувство, что к тебе тоже нужно выработать вкус, Виктарина дан Тойфель.
– Ты что это, льстишь мне?
Бармен поднял руку на уровень глаз и поглядел на нее сквозь щелочку между большим и указательным пальцами.
– Самую малость. Но с изяществом и тактом, которые редко встретишь здесь, в Адуе. Шайло Витари не любит попадать впросак, но ей нравятся люди, которым удается этого добиться. Она придерживается принципа, что из худших врагов получаются самые надежные друзья. Ты ведь пришла, чтобы принять ее предложение?
– Нет, – сказала Вик. – Я счастлива на своей нынешней работе.
– Ты вроде говорила, что у тебя все дни тяжелые?
– Скажем так, я на ней несчастлива, но меня это удовлетворяет.
– Итак, что же привело тебя на мой маленький островок Стирии в Срединных землях? – Бармен, задрав рыжие брови, отхлебнул из стакана свое омерзительное пойло. – Или ты в самом деле просто зашла сюда, чтобы выпить?
– Мой работодатель… желает встретиться с твоим.
Рыжие брови всползли еще выше:
– Костлявый? Хочет встретиться с Витари?
– Обойдемся без посредников. – Вик опрокинула в рот остатки жидкости. – Король Орсо хочет встретиться с королем Яппо.
Даже обезьянка смотрела на нее потрясенно. Вик поставила пустой стакан обратно на стойку.
– Налей нам еще по одной, ладно?
Завтра наступило
Глядя на Вальбек, Броуд не мог поверить, насколько здесь все осталось по-старому.
Меньше года назад над этими фабриками вздымались клубы дыма, от них не оставалось ничего, кроме обугленных остовов. Теперь остовы были по большей части снесены, и на их месте вздымались трубы еще выше прежних, извергавшие клубы дыма гуще прежних. Повсюду царил тот же вечный сумрак, от дыма все так же першило в горле, все так же воняло нестираным и не поддающимся стирке бельем. Из дверей литейных вырывались все те же снопы искр, клубы пара и обрывки старых рабочих песен. Река текла мимо тех же вонючих берегов, вновь покрытая пятнами от красильных мастерских выше по течению, все так же забитая лодками и клочьями разноцветной пены, взбитой водяными колесами еще бóльших размеров, чем прежде.
Разрушения, вызванные мятежом, нисколько не отпугнули инвесторов, а лишь открыли им дорогу для новых возможностей. Повсюду возвышались строительные леса, словно гигантский паук опутал город своей паутиной. На улицах по-прежнему встречались баррикады, однако теперь они были сооружены из заостренных кольев, а не из разломанной мебели, и стояли на них не оборванные ломатели, а королевские гвардейцы в ярких мундирах, готовые раздавить любые признаки неповиновения всем весом тяжеловооруженного неудовольствия его величества. На улицах вокруг мануфактур было не протолкнуться: разоренные и нуждающиеся стояли в бесконечных очередях, а на них сеялся дождь, черный от сажи. Единственное их отличие от тех жалких процессий, в которых год назад выстаивал Броуд в поисках работы, состояло в том, что эти были еще длиннее.
– Кто-нибудь знает человека по имени Сарлби? – спросил он, поднимая кулак. – У него такая же татуировка, как у меня.
Теперь он больше не пытался ее скрывать.
Кое-кто испуганно отпрянул. Кто-то покачал головой. Некоторые, казалось, вообще его не услышали, погруженные в собственные унылые мысли.
Здание банка уже почти отстроили заново, со стен счистили лозунги сжигателей, с площади перед судом убрали мусор. Впрочем, три сооруженные там виселицы работали почти в том же бодром темпе, как когда делами заправляла Судья. За углом не менее деловито работала горстка шлюх – в перепачканных нарядах, с крашеными лицами, подтекшими от летнего дождя, с собранными кверху волосами, открывавшими покрытые синяками шеи, и подобранными кверху юбками, открывавшими бледные ноги.
– Эй, девчонки, вам не встречался человек по имени Сарлби? – спросил Броуд, поднимая вверх серебряную монету.
– Если хочешь говорить с девочками, нужно заплатить, – сказал ему вынырнувший невесть откуда, похожий на крысу сутенер.
Броуд глянул на него:
– Уверен?
Тот помрачнел, дернул лицом и нырнул обратно в свой темный переулок. Броуд повернул руку тыльной стороной:
– У него такая же татуировка.
Ближайшая из женщин покачала головой. Он все равно дал ей монету.
– Что ты за нее хочешь? – спросила она.
Броуд прикинул, сколько ей может быть лет под всей этой размазанной штукатуркой. Молодая, примерно как Май. Может быть, даже моложе.
– Бери так.
Он побрел по трущобной улочке невдалеке от того места, где они когда-то жили. Вместо мостовой была разъезженная грязь, смешанная с пеплом и мусором, выброшенным из окружающих домов. Здесь царил полумрак: здания кренились, опираясь друг на дружку, небо перегораживали веревки с бельем, хлопающим на грязном ветерке. Сточных канав не было, засиженные мухами нечистоты скапливались в озерца, отдельные места были выгорожены в загоны для визжащих свиней, и вонючий сток просачивался сквозь узкие оконца в подвальные помещения, где беднейшие из бедных влачили то, что было трудно назвать существованием.
Четыре человека несли на плечах гроб, за ними шествовала печальная толпа. Впереди шли две женщины в хороших черных платьях. В этих краях лучшей одеждой была одежда для похорон; впрочем, и надевать ее приходилось частенько. Похоронных дел мастера всегда умели убеждать скорбящих родственников потратить лишнюю марку, которой у них не было, так что долги следовали за людьми даже в Страну мертвых.
Броуд посторонился, пропуская траурную процессию. Ему хотелось дать им что-нибудь. Так же как люди помогали ему, когда он жил на такой же улице, хотя у них самих не было почти ничего. Ему хотелось дать им что-нибудь, но Броуд, выпятив подбородок, превозмог желание. Нельзя делать все проблемы своими проблемами, говорила ему Лидди. И была права.
Он перехватил старика в обтрепанном черном пальто, хромавшего позади процессии:
– Ты не знаешь парня по имени Сарлби?
