Затем она взглянула на Лео:
– Вы – Молодой Лев?
– Меня так называют.
– Для нас большая честь приветствовать столь знаменитого героя!
Лео больше бы понравился комплимент, если бы он чувствовал, что женщина говорит правду. Или хотя бы в принципе способна говорить правду.
– Что ж, благодарю вас…
– Король Яппо ужасно желает с вами повидаться, но он… в настоящий момент занят. Тем временем все развлечения дома Кардотти полностью в вашем распоряжении!
– Мне нравится, как это звучит! – сказал Йин, врезав Лео кулаком в плечо, из-за чего его вес переместился на больную ногу, которая немедленно взвыла от боли.
Было ошибкой идти сюда пешком. Антаупова карта три раза заводила их не туда, и треклятая нога за это время разболелась хуже, чем когда-либо.
– Здесь, у Кардотти, мы потакаем всем вкусам и ничего не осуждаем.
Распорядительница провела их через полуоткрытую дверь, за которой возле зажженной лампы маячили три фигуры. Они были одеты – или, возможно лучше сказать, раздеты – почти в таком же стиле, как и женщины, но определенно женщинами не были. Щетинистые подбородки. Точеные тела. Во имя мертвых, кажется, он даже заметил в сумраке пару мускулистых ягодиц?
– Мы готовы удовлетворить любую прихоть наших гостей.
– Пожалуй, для начала мы просто сыграем во что-нибудь, – резко отозвался Лео, охваченный отвращением. Его уши почему-то пылали.
Она провела их в обшитое деревянными панелями помещение, где было шумно от шороха карт, стука костей, жужжания колеса удачи – несомненно, самого неудачного изобретения за всю историю человечества, если смотреть с точки зрения игроков. Музыканты в ухмыляющихся масках гладили, щекотали, целовали посетителей своей музыкой, в которой чудилось что-то грязное. В углах маячили маскированные охранники. Маскированные мужчины утомленно сгребали игральные фишки с лужиц света, окрашенных цветным виссеринским стеклом. Маскированные женщины липли к ним, хохотали над их скучными замечаниями, покачивались в такт музыке и ласкали этих старых козлов так, словно никогда не видели столь восхитительных кавалеров.
На вид это место было похоже на взятку, пахло похотью, а звучало шантажом.
Распорядительница вложила в руку Лео коробочку с фишками:
– Развлекайтесь, господа!
– Отвратительное местечко, – пробормотал тот, глядя, как она уплывает прочь.
Он поднял руку, чтобы вытереть потный лоб, но обнаружил, что не может этого сделать из-за маски.
– Тебя нужно немного оживить! – Гловард выхватил два бокала с подноса проходящей официантки в маске золотого осьминога и тотчас принялся пить из одного, протягивая второй Лео.
– Лучше я буду трезвым. Мне предстоит заключить договор с одним из самых могущественных людей в мире.
– Ну а мне нет. – Антауп выхватил бокал из руки Гловарда, отхлебнул и оскалил зубы. – Слишком сладко.
– Как и все здесь…
Почувствовав прикосновение к своему плечу, Лео ахнул и рывком развернулся. Нет, это был не убийца, а всего лишь гибкая блондинка в маске бабочки.
– Вовсе незачем пугаться, милорд, – сказала она ему, надув губки.
– Я не испугался! – Хотя это очевидно было неправдой.
Она весело рассмеялась, словно приступы дурного настроения были ее любимым качеством в мужчинах.
– Я просто хотела поинтересоваться, не могу ли я быть чем-нибудь…
– Нет! – отрезал Лео, поворачиваясь к ней спиной.
– Да! – воскликнул Йин, с поразительной проворностью выскочив впереди Антаупа и взяв ее под руку.
– О-о, какой ты сильный! – донеслось до Лео ее воркование, когда они направились к двери.
– Ну, я рад, что хоть кто-нибудь здесь развлекается, – проворчал он сквозь зубы.
Как ни нелепо было для молодого, здорового, крепкого парня вспоминать в таком месте о своей жене, Лео жалел, что с ним нет Савин. В последнее время он все больше и больше полагался на нее. Он восхищался ее вкусом, ее суждениями, ее… да фактически всем, если подумать. Однако она доверила это дело ему. Он не мог ее подвести.
– Не тревожься, – вполголоса сказал Юранд, скользнув к нему вплотную.
Как всегда, он понимал чувства Лео без слов. Он провел его к столу для игры в кости. Наконец хоть что-то было нужной высоты, чтобы можно было опереться и высвободить пульсирующую ногу, не выказывая своей слабости.
– Ты же Молодой Лев! Ты смог убедить и Рикке, и Стура стать твоими союзниками. Объединил под своим знаменем двух заклятых врагов! Просто будь честным, сильным и щедрым, как всегда. Просто будь собой! Только, может быть, немного более безжалостным, – добавил Юранд с улыбкой, наклонившись к нему. – Мы в Стирии, в конце концов.
– Ты прав.
Лео глубоко вздохнул. Добрый старина Юранд! Всегда знает, что сказать. А что, он ведь действительно объединил Рикке и Стура! Он настоящий мастер убеждения, а если ему удастся добавить к альянсу еще и Яппо, игра будет выиграна еще до того, как начнется.
За столом распоряжался плотный, молчаливый, седовласый человек в маске в виде пары игральных костей. Он кинул на Лео бесстрастный взгляд пустых глаз, словно выбросил два очка:
– Будете играть?
– Почему бы нет?
Лео кинул пару фишек на сукно и бросил кости.
– Две пятерки, – монотонно прогудел раздающий. – Игрок выиграл.
И он подвинул несколько фишек в сторону Лео. Вот так вот легко – взял и выиграл! Лео захотелось схватить Юранда в охапку и поцеловать в лоб, но, вспомнив тот неловкий момент на балконе, он вместо этого грубо закинул ему руку за шею и крепко стиснул в захвате.
– Черт возьми, что бы я без тебя делал?
Он выложил на стол более крупную стопку фишек и прищелкнул пальцами, обращаясь к Антаупу:
– Дай-ка сюда эти кости!
* * *
Распорядительница в Доме досуга Кардотти сама была произведением искусства – движущаяся скульптура из черного шелка, краски и перьев, истинное воплощение сочной сипанийской порочности. Или порочной сочности? Да, в общем, и так, и так верно.
– Ваше величество, – пропела она, опускаясь к полу в глубоком и элегантном реверансе. Почти настолько же глубоком и элегантном, как те, что изображала Савин, хотя ее юбка никогда не расходилась вверх до самого бедра столь завораживающим образом.
– Наверное, лучше меня так не называть, – вполголоса заметил Орсо, постучав себя пальцем по носу. – Я здесь инкогнито, знаете ли.
– Здесь все инкогнито!
Ее акцент довольно сильно напоминал выговор его матери – мысль, которая никоим образом не должна была вызывать в нем возбуждение, но почему-то вызывала, и немалое.
