– Ее пока не нашли, – проворчал он. – Но архилектор Пайк отправил людей на поиски. Она не уйдет далеко.
– Она не принимала никакого участия в этом…
Орсо издал безрадостный, лающий смешок.
– Прошу вас! Будто бы она хоть раз в жизни ввязывалась во что-то, не разузнав все досконально! У меня нет ни малейших сомнений, что она не менее виновна, чем вы, если не более. В отличие от вас, у нее даже нет оправданий в виде молодости, дурости и чрезмерно раздутого самомнения.
Жестокость по отношению к человеку, настолько раздавленному телесно и духовно, нисколько не помогла Орсо. Он просто почувствовал себя жестоким, вот и все. А мог бы и выказать великодушие, верно? Он ведь победил, не так ли?
Так почему же он чувствует себя так, будто проиграл?
– Мои друзья… – выдавил Брок.
Его глаза выглядели немного влажными. Но, возможно, это было просто от боли.
– Мертвы, – отозвался Орсо.
Брок оскалил зубы, пытаясь сползти обратно на кровать. Его зубы все еще были розовыми от крови.
– Могу ли я попросить… чтобы им хотя бы устроили достойные похороны?
– Они отправятся в яму вместе с остальными. Мне нужно похоронить сотни тех, кто был мне верен. Я не могу тратить силы на предателей.
Кровь и ад, как это все было мерзко! Он поднялся, оттолкнув свой стул, и повернулся к двери.
– Они были хорошими людьми, – прошептал Брок.
По какой-то причине это вызвало у Орсо исключительную ярость.
– Хорошие, плохие – все они теперь просто мясо. Если это вас чем-нибудь утешит, вам не придется долго терзаться из-за этого. Ваше собственное повешение состоится в течение этой недели.
И он вышел в дверь, сжимая кулаки.
Правда
– А!
– Мой наставник по писаниям говорил, – пробормотала Зури, сосредоточенно сузив глаза и продергивая нитку, – что боль – это благословение.
– Этот человек нравится мне все меньше и меньше. – Савин выдавила бледную улыбку. – Не в первый раз твоя игла приходит мне на помощь. Правда, обычно это была оторвавшаяся пуговица… а не моя собственная голова…
Она заметила, что платье Зури порвано с одной стороны. В дыре виднелись туго намотанные бинты, а бурая грязь, которой была измазана ткань вокруг разрыва, была вовсе не грязью, а засохшей кровью.
– Зури…
– Обо мне не беспокойтесь, – отозвалась она, не поднимая глаз от работы. – Это не моя кровь.
Савин опустила взгляд вниз и посмотрела на собственное платье: такая же засохшая грязь покрывала его спереди целиком.
– Моя?!
– Мой наставник по писаниям также говорил, – она продолжала шить с той же осторожностью и точностью, что и прежде, – что черепные травмы часто вызывают сильное кровотечение.
– Человек с разнообразными интересами, должно быть.
– Вы даже не представляете.
Они перебрасывались репликами, словно обсуждали дела в самый обычный день, а не прятались в грязной дыре под корнями упавшего дерева после того, как вся их прежняя жизнь развалилась на куски. Савин обхватила себя руками, обхватила руками ребенка в своем животе и ощутила – благодарение Судьбам! – как он шевелится. Плечо, бок, шея ощущались одним комком пульсирующей боли; очевидно, этой стороной она ударилась о землю. Она запросто могла быть мертва.
Зури сказала, что взорвалась пушка. Осколок металла по касательной задел ее голову, сорвав парик и швырнув ее на землю. Немного ниже, и ее мозги были бы разбрызганы по всему склону. Она пропустила всю сумятицу отступления, болтаясь без сознания на заду повозки. Светская дама должна вести себя так, словно не прикладывает никаких усилий – то, что ей нужно, просто случается рядом. Она пришла в себя уже здесь, в лесу, с самой ужасной мигренью, какую ей только доводилось испытывать.
Она запросто могла быть мертва.
Но когда подобные мысли приносят тебе утешение, тут-то ты и понимаешь, насколько все плохо.
– А! – вскрикнула она снова, когда Зури снова ткнула ее иглой.
– Постарайтесь потише, – буркнул Броуд, сидевший на корточках возле прогнившего остова древесного ствола. Блеснув стеклами, он повернул голову, вглядываясь в чащу. Его голос звучал хрипло и глухо. – Наверняка за нами охотятся.
В смысле, охотятся за ней.
– Конечно. Прошу прощения.
Савин закрыла глаза. Часто ли она просила прощения прежде? Не часто. И никогда это не было от чистого сердца. Но теперь мир изменился.
– Как там, очень плохо?
Ее голос звучал жалко. Так, как будто на самом деле она не очень хотела услышать ответ.
– Просто царапина.
По лицу Зури невозможно было сказать, что она лжет. Ее выдало лицо Броуда.
– Ты шьешь очень долго для царапины, – выдавила она.
– Вы же меня знаете, я терпеть не могу неаккуратные швы. – Зури наклонилась к ней, чтобы откусить нитку, и откинулась назад, хмуря брови. – Может быть, останется небольшой шрам. Но он только придаст вашему образу чувство опасности.
Как будто им не хватало опасностей! Шрам сейчас заботил Савин меньше всего на свете.
– Все? – спросил Броуд, вставая.
Он навис над ней, протягивая свою огромную руку – ту, что с татуировкой. Савин заметила, что костяшки были сбиты и исцарапаны.
– Леди Савин?
Она продолжала сидеть, глядя на мокриц, извивающихся между древесных корней. Честно говоря, она не была уверена, что сможет подняться.
– Что с моим мужем? Он жив?
– Был жив, когда я в последний раз его видел.
У нее было ощущение, что он чего-то недоговаривает, но не осмеливалась спросить.
– Он был ранен?
Броуд не пытался подсластить пилюлю:
– Тяжело.
– Понятно, – вымолвила Савин, похолодев с ног до головы.
Она подозревала, что уж кто-кто, а Броуд наверняка способен отличить тяжелое ранение от легкого. Он медленно опустился перед ней на корточки, оскалив зубы, словно это движение причинило ему боль.
– Нам надо идти. Ждать до темноты нельзя. Будем держаться подальше от дорог. Проберемся к побережью, а там – в Инглию. Надо идти поскорее.
– Да, пойдем. – Савин глубоко вздохнула. – Но только не в Инглию. Я возвращаюсь в Стоффенбек.
– Что? – переспросила Зури.
– Мне придется сдаться. Это мой единственный шанс спасти Лео.
На скулах Броуда заиграли желваки:
– Леди Савин… Судя по тому, что я видел, возможно, его уже не спасти…
– Это мой единственный шанс спастись самой. У нас нет никаких припасов. Солдаты короля рыщут повсюду. Со мной остались только вы двое, и даже это больше, чем я заслуживаю. У нас нет шансов добраться до побережья, я же огромная, как дом!
