Савин язвительно хмыкнула:
– В таком случае поздравляю вас с блистательной неудачей!
– У меня она далеко не первая. Настанет день, когда, я надеюсь, ты увидишь сама, что мы всегда старались действовать только в твоих интересах.
– Ты мог бы меня предупредить.
– Не спать с кронпринцем? Женщине с твоими талантами такой совет едва ли необходим. – (Пожалуй, здесь он был в чем-то прав.) – Кроме того, мы уже давно договорились, что я не буду вмешиваться в твою личную жизнь. Откуда я мог знать, что ты свяжешься с единственным человеком, который для тебя запретен?
– Если верить матери, это у нас, можно сказать, семейное.
Молчание. В теплом свете отдаленного празднества Савин увидела, как у него дернулась щека. Он поднял руку и вытер струйку влаги, вытекшей из левого глаза.
– Что ж. Жизнь, лишенная сожалений, – вообще не жизнь. Все это уже в прошлом. Я знаю, что отбрасываю длинную тень, Савин. И я рад, что ты готова выйти из нее. Просто… будь осторожна.
– Разве я не всегда осторожна?
– Тебе теперь предстоит вращаться в других кругах – в качестве леди-губернаторши Инглии, ни больше ни меньше.
– Я привыкла принимать тяжелые решения. – По ощущениям Савин, ее жизнь только из них и состояла.
– Ты привыкла к бизнесу. А здесь политика. Судя по тому, куда все идет… в общем, будь осторожна. И пообещай мне одну вещь.
Он поманил ее наклониться поближе и продолжил шепотом:
– Не имей никаких дел с Байязом. Ни с ним, ни с кем-либо из магов. Не пользуйся его услугами, не бери у него в долг, не заключай с ним сделок. Не ищи его милости, не вызывай его недовольства. Сделай все от тебя зависящее, чтобы вообще избежать его внимания. Пообещай мне.
– Ладно, – проговорила она, хмуря брови. – Обещаю.
То есть, если она все же хочет, чтобы ее статуя стояла на аллее Королей, ей придется добиваться этого самостоятельно.
– Хорошо. Хорошо. – Ее отец, морщась, удобнее устроился в кресле. Издалека послышались аплодисменты и пьяные возгласы: танцы закончились. – Вскоре может настать время, когда я уже не смогу тебя защитить.
– Так вот что ты делал все это время?
– Хочешь верь, хочешь нет, но я старался.
Нахмурившись, он устремил взгляд поверх крыш, в сторону огромного черного силуэта, вздымающегося в ночное небо. Купол Круга лордов, величественная замена тому, что был разрушен в год, когда родилась Савин.
– Иногда, – вполголоса проговорил он, – единственный способ что-то улучшить – это разрушить его, чтобы потом отстроить заново. Иногда для того, чтобы изменить мир, мы должны сперва сжечь его дотла.
Савин подняла бровь:
– Вальбек, может быть, и станет лучше в последующие годы. Но находиться там в то время, когда он горел, было далеко не приятным переживанием.
– Темницы императора тоже были далеко не приятным местом. – Глокта с тихим причмокиванием облизнул пустые десны. – Но я вышел оттуда лучшим человеком, чем был до того. Быть твоим отцом… это то, чем я больше всего горжусь. Это единственное, чем я горжусь в своей жизни.
– Притом что ты даже и не мой отец.
Она надеялась высечь из него хоть какую-то искорку гнева. Но он лишь медленно кивнул, с едва заметной улыбкой вновь поднимая лицо к звездам, ярко пылавшим в ясном ночном небе.
– Это должно дать тебе представление о том, что я думаю обо всех остальных своих достижениях.
Музыканты за окнами принялись наигрывать бойкий деревенский танец, один из любимых танцев ее матери. Люди смеялись, хлопали в ладоши и топали ногами, отбивая ритм.
– Ты не могла бы вкатить меня обратно в дом?
У Савин было искушение подвезти его к одной из клумб и вывалить на землю. Но в результате она просто взялась за рукоятки его кресла и развернула. Одно колесо по-прежнему поскрипывало.
– Да запросто.
Предстоящие измены, прошлые романы
Лео занес кулак, чтобы постучать, и замер, сжав его с такой силой, что захрустели костяшки.
Черт побери, это унизительно! Он никогда не питал к Орсо уважения как к человеку, а за последние месяцы потерял всякое почтение и к короне как учреждению. И вот теперь ему предстояло потратить часть своей брачной ночи, вымаливая прощение у бывшего любовника своей жены! Унизительно и позорно.
Но это было необходимо сделать. Он – вождь и муж, а в скором времени станет и отцом. У него имелись обязательства. Понемногу он начинал понимать, что унижение – неотъемлемая часть его нового положения.
Он выдавил на лицо улыбку, приправил ее небольшой толикой стыда, повернул ручку и шагнул внутрь.
– Ваше величество, я…
Нельзя было отрицать, что в просторной гостиной имелось большое множество королей. По меньшей мере двадцать – самые лучшие в Союзе, в мундирах, в охотничьих костюмах, в полном доспехе, восседающие в золоченых креслах и на могучих жеребцах, с надменными улыбками, с презрительными усмешками, с самодовольно-хмурыми минами они взирали на Лео с огромных холстов. Однако нигде не было никаких признаков нынешнего заполнителя трона.
Фактически единственными живыми обитателями этой комнаты были лорды Ишер, Барезин и Хайген, собравшиеся в углу вокруг стола с видом заговорщиков.
– Лео! – позвал Ишер, поднимая бокал. – Похоже на то, что король не смог остаться с нами.
– Нашлись дела поважнее, – подтвердил Хайген, наклоняясь к свече, чтобы прикурить трубку.
– В борделе, насколько я понял, – добавил Барезин, плеснув из графина янтарной жидкости и подвигая бокал к пустующему креслу.
Лео почувствовал, как к его щекам приливает румянец ярости. Он подхромал к ним.
– В борделе?
Сколько усилий он вложил, готовя свое извинение, а этот самодовольный мерзавец даже не соизволил остаться, чтобы его выслушать?
– Если хотите знать мое мнение… – Хайген выдул сладкое облачко дыма чагги, – …вам совершенно не за что извиняться.
– Вы сказали правду, – подтвердил Барезин. – Все это знают. Это он должен просить прощения!
– Королям это не свойственно, – буркнул Лео, плюхаясь в кресло и хватаясь за предложенный бокал.
– По крайней мере, этому-то уж точно.
– Ну и черт с ним! – Лео одним глотком осушил бокал и стукнул им об стол в приступе гнева. – С меня достаточно! Мы не можем позволить, чтобы все шло так и дальше!
Он бросил свирепый взгляд на портрет короля Джезаля, отца Орсо, – тот был довольно красив, но с безвольным скатом плечей, даже в молодости. Ни на что не годный слюнтяй, не победивший ни в одной войне, не достигший ничего, кроме неслыханных долгов – а ведь вначале его царствование могло показаться золотым веком!
