Норс покачал головой. На лице его отразилась злость.
– Нет, – сказала Алекс. – Я видела Дейзи. Не просто ее фотографию. Я видела ее. Вы на нее нисколько не похожи.
– Потому что это не то тело, в котором я родилась. Это не то тело, которое уничтожил мой самодовольный, влюбленный Берти, – она повернулась к Норсу, который прожигал ее яростным взглядом. На лице его отражалось неверие. – Не волнуйся, Берти. Я знаю, что это не твоя вина. В какой-то мере виновата я, – акцент Бельбалм словно испарился, теперь она говорила так же певуче, как Норс. – У меня так много воспоминаний, но лучше всего я помню тот день на фабрике, – она закрыла глаза. – Я до сих пор ощущаю, как в окна струилось солнце, ощущаю запах лака для дерева. Ты хотел провести медовый месяц в Мэне. В Мэне почему-то… В меня проникла чья-то душа, лихорадочная, окровавленная, искрящаяся магией. Я провела всю жизнь, общаясь с мертвецами, скрывая свой дар, одалживая их силу и знания. Но никогда еще дух не вселялся в меня таким образом, – она беспомощно пожала плечами. – Я запаниковала. Я втолкнула его в тебя. Я даже не знала, что я на это способна.
Лихорадочная, окровавленная, искрящаяся магией.
Алекс подозревала, что на предсказании в 1854 году что-то пошло не так, что Костяные случайно убили бродягу, которого сделали жертвой. До сих пор она гадала, почему духа занесло именно в эту комнату, почему он искал убежища в Норсе, было ли это каким-то страшным совпадением. Но нет, эту упрямую душу, освободившуюся от уз тела и застрявшую между жизнью и смертью, привлекла сила юной девушки. Духа привлекла Дейзи.
– Это было глупой ошибкой, – со вздохом сказала Бельбалм. – И я за нее заплатила. Ты не смог удержать эту душу и ее гнев. Дух взял твой пистолет. И застрелил меня твоей рукой. Я прожила так недолго, и вот так легко оборвалась моя жизнь.
Норс начал мерить кабинет шагами, по-прежнему качая головой.
Бельбалм откинулась в кресле и фыркнула.
– Боже мой, Берти, как ты можешь быть таким тупицей? Сколько раз ты проходил мимо на улице и не оглядывался? Сколько лет я вынуждена была смотреть, как ты хандришь по всему Нью-Хейвену во всем своем байроническом великолепии? Меня лишили моего тела, так что мне пришлось украсть новое, – ее голос звучал спокойно, сдержанно, но Алекс слышала в нем гнев. – Берти, интересно, сколько раз ты смотрел на Глэдис, но не видел ее.
Парни вроде него никогда не замечают прислугу. Алекс помнила, как смотрела в окно конторы Норса и видела, как Глэдис гуляет среди кизила в своем белом капоре. Нет, не так. Капор был у нее в руке. Белыми, гладкими и мягкими, как голова тюленя, были ее волосы. В точности такими, как у Бельбалм.
– Бедняжка Глэдис, – сказала Бельбалм, опершись подбородком на руку. – Готова поспорить, будь она помиловидней, ты бы ее заметил, – теперь Норс смотрел на Бельбалм. На лице его попеременно отражалась вера и упрямое недоверие. – Я не готова была умереть. Я покинула свое уничтоженное тело и забрала тело у нее. Она была первой.
Первая.
Глэдис О’Донахью обнаружила тела Дейзи и Норса и с криком побежала по Чэпел на Хай-стрит, где ее нашли власти. Хай-стрит, куда загнал Дейзи ее отчаянный дух. Хай-стрит, где образовался первый нексус и впоследствии была построена первая гробница.
– Вы вселились в Глэдис? – спросила Алекс, пытаяcь взять в толк то, о чем рассказывала Бельбалм. Норс протолкнулся Алекс в голову, но только ненадолго. Она знала истории об одержимости, о настоящих преследованиях призраками, но ничего о том… чем бы это ни являлось.
– Боюсь, это слишком мягкое слово для того, что я сделала с Глэдис, – певуче сказала Бельбалм. – Знаешь, она была ирландкой. Очень упрямой. Мне пришлось вломиться в нее точно так же, как пыталась проникнуть в меня эта несчастная душа. Это было нелегко. Знаешь, что у ирландцев было табу на слово «медведь»? Никто не знает почему, но, скорее всего, потому что они боялись, что, просто произнеся это слово, призовут и создание. Поэтому они называли его «лохматый» или «медоед». Я всегда любила это слово. Медоед. Я съела ее душу, чтобы освободить место для своей, – она удивленно прищелкнула языком. – Она была такой сладкой.
– Это невозможно, – сказал Сэндоу. – Серый не может просто завладеть чужим телом. Уж точно не на продолжительное время. Плоть бы сморщилась и умерла.
– Умница, – сказала Бельбалм. – Но я не была обыкновенной девушкой и не являюсь обыкновенной Серой. Мое новое тело необходимо было подпитывать, и у меня была возможность это делать, – она шаловливо улыбнулась Алекс. – Ты уже знаешь, что можешь впускать в себя мертвых. Ты никогда не задумывалась, что можешь делать с живыми?
Эти слова имели важное значение, они пробивались в сознание Алекс. Дейзи не просто убила Глэдис. Это вышло случайно. Она проглотила душу Глэдис. Этот акт насилия породил нексус. Тогда что создало остальные нексусы? Мое новое тело необходимо было подпитывать.
Глэдис была первой. Но не последней.
Алекс встала и попятилась к камину.
– Вы всех их убили. Всех тех девушек. Одну за другой. Вы съели их души.
Бельбалм кивнула – это был почти поклон.
– И оставила их тела. Оболочки для могильщика. Я поменяла имя и личность, жила ложными жизнями, чтобы скрыть свою истинную природу. Но я так и не доехала до Франции. Ни в своем старом теле, ни в этом. Сколько бы душ я ни поглощала, я не могу уехать, не начав разлагаться.
– Это из-за города, – сказал Сэндоу. – Тебе нужен Нью-Хейвен. Здесь живет магия.
Бельбалм хлопнула ладонью по подлокотнику своего кресла.
– Этот город – помойка.
– У вас не было права, – сказала Алекс.
– Конечно, нет, – Бельбалм выглядела почти растерянной. – А у мальчиков из «Черепа и костей» было право вскрывать этого бедного мужчину? – она указала подбородком на Сэндоу. – А у него было право убивать Тару?
Сэндоу удивленно вздрогнул.
– Вы знали? – спросила Алекс. – Вы и ее душу тоже съели?
– Я не собака, чтобы прибегать всякий раз, как зазвонят к обеду. С чего бы я стала тратить время на такую душу, если меня ждал пир?
– О, – сказал Сэндоу, сведя вместе кончики пальцев. – Понимаю. Алекс, это она о тебе.
Взгляд Бельбалм был холодным.
– Не стоит выглядеть таким довольным собой, Эллиот. Я здесь не для того, чтобы исправить твои ошибки, и я не намерена волноваться о том, что ты разболтаешь мои тайны. В этом кресле ты и умрешь.
– Я так не думаю, Маргарита, – Сэндоу встал. На лице его была та же решительность, что охватила его в ночь обряда в новолуние, когда он смотрел в адское пламя. – День отпевая, колокол гудит, В село плетутся овцы по стер…
Норс отшатнулся. Он бросил отчаянный взгляд на Алекс, беспомощно пытаясь цепляться за стены, и начал растворяться в книжной полке, борясь с изгнанием, несмотря на страх смертных слов.
