Они вышли на суровое плато Бейнеке-плазы. Окна библиотеки мерцали, как глыбы янтаря.
– Обязательно справишься, – пообещал он. – Это регулируемая среда и простое заклинание. Считай, что сегодня ночью мы всего лишь вышибалы.
– Окей.
Но выглядела она вовсе не окей.
Пройдя сквозь крутящиеся двери, они оказались под высокими сводами. Гордон Баншафт задумывал библиотеку как коробку внутри коробки. Позади пустого стола охраны до самого потолка высилась огромная стеклянная стена с полками книг. Это и была настоящая библиотека – стеллажи, бумажно-пергаментное сердце Бейнеке, – а окружающая его внешняя структура служила входом, щитом, ложной кожей. За гигантскими окнами с каждой стороны виднелась пустая плаза.
Недалеко от стола охраны, на изрядном расстоянии от кейсов, в которых выставлялись вращающиеся экспонаты из коллекций библиотеки и в отдельном стеклянном кубе хранилась Библия Гутенберга, был установлен длинный стол. Библия освещалась сверху, и каждый день сотрудники переворачивали по одной ее странице. Господи, как Дарлингтон любил это место.
Аврелианцы, уже переодевшиеся в мантии цвета слоновой кости, топтались вокруг стола, нервно переговариваясь. Одного этого беспокойства, скорее всего, было достаточно, чтобы привлечь Серых. Джош Зелински, президент этой делегации, отделился от группы и торопливо подошел их поприветствовать. Дарлингтон знал его по нескольким семинарам по американистике. У Джоша был ирокез, он носил мешковатый комбинезон и много говорил. За ним следовала женщина лет сорока, сегодняшний Император – выпускница, избранная для наблюдения за ритуалом. Дарлингтон помнил ее по прошлогоднему обряду, который «Аврелиан» устраивал, чтобы составить нормативные документы для правления ее кондоминиума.
– Амелия, – сказал он, нащупав в памяти ее имя. – Как приятно видеть вас снова.
Она улыбнулась и взглянула на Алекс:
– Это новая ты?
О том же спрашивали Мишель Аламеддин, когда он сопровождал ее на первом курсе.
– Познакомьтесь с нашей новой Данте. Алекс из Лос-Анджелеса.
– Мило, – сказал Зелински. – Знаешь каких-нибудь кинозвезд?
– Я как-то голой плавала в бассейне у Оливера Стоуна – это считается?
– Он там тоже был?
– Нет.
На лице Зелински отразилось искреннее разочарование.
– Мы начинаем в полночь, – сказала Амелия.
У них оставалось полно времени, чтобы провести периметр вокруг ритуального стола.
– В ходе этого обряда мы не можем совершенно отгородиться от Серых, – объяснял Дарлингтон, делая вместе с Алекс широкий круг вокруг стола и выбирая, где провести границу. – Магия требует, чтобы пути сквозь Покров оставались открытыми. А теперь опиши мне первые шаги.
Он задал ей прочесть несколько отрывков из «Заклинаний Фаулера» и короткий трактат о магии порталов, восходящий к периоду становления «Свитка и ключа».
– Костяная пыль, кладбищенская земля или любое другое memento mori для формирования круга.
– Хорошо, – сказал Дарлингтон. – Сегодня будем пользоваться вот этим, – он протянул ей мелок из спрессованного пепла из крематория. – Так мы сможем делать пометки более аккуратно. С каждой стороны света оставим по открытому пути.
– А потом что?
– Затем займемся дверьми. Серые могут нарушить ритуал, а нам не нужно, чтобы такая магия вырвалась на свободу. Магия должна находить применение. Когда начнется этот конкретный обряд, она возжаждет крови, и, если заклинание отделится от стола, оно может буквально разрубить пополам какого-нибудь милого студента юрфака, занятого зубрежкой в квартале отсюда. Таким образом, в мире станет на одного законника меньше, но, говорят, что шутки о юристах устарели. Так что, если какой-нибудь Серый попытается прорваться, у тебя есть два варианта: либо посыпь их землей, либо произнеси смертные слова.
Серые ненавидели любые напоминания о смерти и угасании: ламентации, погребальные песни, поэмы о горе или утрате – сработать могла даже особо виртуозная реклама морга.
– Как насчет и того, и другого? – спросила Алекс.
– В этом нет никакой необходимости. Мы не тратим силы понапрасну.
Она не выглядела убежденной. Ее тревога удивила Дарлингтона. Возможно, Алекс Стерн и была испорчена и необразована, но до сих пор она проявляла немалое мужество – по крайней мере, когда речь не шла о мотыльках. Где же та сталь, блеск которой он мельком заметил? И почему ее страх так сильно его разочаровал?
Когда они уже заканчивали делать отметки, чтобы замкнуть круг, через турникет прошел молодой человек в шарфе, из-под которого виднелись одни его глаза.
– Почетный гость, – пробормотал Дарлингтон.
– Кто он?
– Зеб Йерроумэн, вундеркинд. Или бывший вундеркинд. Не сомневаюсь, что у немцев есть название для дарований, которые вышли из возраста enfant terrible
[11].
– Тебе ли не знать, Дарлингтон.
– Как жестоко, Стерн. У меня еще есть время. На первом курсе в Йеле Зеб Йерроумэн написал роман, опубликовал его еще до выпускного и был любимчиком нью-йоркского литературного сообщества несколько лет подряд.
– И как книжка, хорошая?
– Неплохая, – сказал Дарлингтон. – Неудовлетворенность, безумие, ранняя любовь, обычный роман воспитания, а происходило все, когда Зеб работал на разоряющейся молочной ферме своего дяди. Но его слог впечатлял.
– Так он здесь, чтобы кого-то наставлять?
– Он здесь, потому что «Королек» вышел почти восемь лет назад, и с тех пор Зеб Йерроумэн не написал ни слова, – Дарлингтон заметил, что Зелински подает знак Императору. – Пора начинать.
Аврелианцы встали в два ровных ряда лицом друг к другу по обе стороны длинного стола. На них были длинные балахоны, похожие на мантии хористов. Их длинные заостренные рукава касались столешницы. На одном конце стола стоял Джош Зелински, на другом – Император. Оба надели белые перчатки, какими листают древние манускрипты, и развернули по всей длине стола какой-то свиток.
– Пергамент, – сказал Дарлингтон. – Сделан из козьей кожи и вымочен в бузине. Дар музе. Но это не все, чего она требует. Пошли, – он отвел Алекс назад к первым отметкам, которые они начертили. – Будешь присматривать за южными и восточными воротами. Не вставай между отметками без необходимости. Если увидишь, что приближается Серый, просто прегради ему дорогу и воспользуйся кладбищенской землей или произнеси смертные слова. Я буду следить за севером и западом.
– Как? – ее голос звучал нервно и агрессивно. – Ты же их даже не видишь.
Дарлингтон достал из кармана пузырек с эликсиром. Дальше оттягивать было нельзя. Он сломал восковую печать, откупорил пробку и, не дав себе задуматься о самосохранении, выпил содерджимое.
