– Ты ведь знаешь, как это устроено, да? Моя работа – работа Леты – заботиться, чтобы привилегированные придурки вроде тебя не создавали проблем администрации.
– Почему ты так жестишь? Я думал, мы друзья.
Из-за того, сколько раз мы играли в пив-понг и проводили лето в Биаррице? Неужели он действительно не видит разницы между дружбой и дружелюбием?
– Мы и есть друзья, Трипп. Не будь я твоей подругой, я бы уже сообщила об этом декану Сэндоу, но я не хочу напряга и не хочу устраивать неприятности тебе или «Костям» без необходимости.
Он пожал широкими плечами.
– Это были просто мутки.
– Тара не твой тип.
– Ты не знаешь, каков мой тип.
Неужели он действительно рассчитывает отвертеться с помощью флирта? Она встретила его взгляд, и он отвел глаза.
– Она была прикольной, – пробормотал он.
Алекс впервые почувствовала, что он с ней честен.
– Не сомневаюсь, – мягко сказала она. – Всегда улыбалась, всегда была рада тебя видеть.
В этом вся фишка торговли наркотой. Скорее всего, Трипп не понимал, что был просто покупателем, что он был ее приятелем, только пока у него были наличные.
– Она была милой.
Расстроен ли он ее смертью? Есть ли в его взгляде что-то затравленное, что не объясняется похмельем, или Алекс просто хочется верить, что ему не все равно?
– Клянусь, все, что мы делали, это страдали фигней и пару раз вместе накурились.
– Ты когда-нибудь встречался с ней у нее дома?
Она покачал головой.
– Она всегда приходила ко мне.
Разумеется, выяснить ее адрес будет не так уж просто.
– Ты когда-нибудь видел ее с кем-то из обществ?
Он снова пожал плечами.
– Не знаю. Слушай, Ланс и Ти были барыгами; у них была лучшая травка, которую я когда-либо курил, самое крутое зеленое дерьмо, что ты в жизни видела. Но я не следил за тем, с кем она тусила.
– Я спросила, видел ли ты ее с кем-то.
Он повесил голову.
– Почему ты так со мной?
– Эй, – мягко сказала она и сжала его плечо. – Ты же понимаешь, что ты не влип, да? У тебя все будет в порядке.
Она почувствовала, что он немного расслабился.
– Ты такая злая.
Ей одновременно захотелось залепить ему пощечину и уложить его в постель с его любимой соской и чашкой теплого молока.
– Трипп, я просто пытаюсь получить ответы. Ты знаешь, каково это. Я просто пытаюсь делать свою работу.
– Понимаю, понимаю.
Она в этом сомневалась, но он знал сценарий. Обычный парень Трипп Хельмут. Работаем в поте лица или еле-еле.
Она сжала его плечо еще крепче.
– Но ты должен понимать, что происходит. Погибла девушка. А эти люди, с которыми она тусоввалась? Они тебе не друзья, и ты не собираешься держать язык за зубами и не стучать или что там еще ты видел в кино, потому что это не кино, это твоя жизнь, и у тебя хорошая жизнь, и ты не хочешь все испортить, да?
Трипп не сводил глаз со своих ботинок.
– Ага, окей. Ага.
Ей показалось, что он может расплакаться.
– Так кого ты видел с Тарой?
Когда Трипп закончил говорить, Алекс откинулась.
– Трипп?
– Да?
Он продолжал таращиться на свою обувь – несуразные пластиковые сандалии, как будто лето для Триппа Хельмута никогда не кончалось.
– Трипп, – повторила она и дождалась, пока он поднимет голову и встретится с ней взглядом. Она улыбнулась.
– Это все. Мы закончили. Все позади.
Тебе никогда больше не придется думать об этой девушке. О том, как ты ее трахнул и забыл. О том, как ты думал, что она будет продавать тебе по дешевке, если ты заставишь ее кончить. О том, как тебя заводило быть с кем-то, кто казался тебе слегка опасным.
– У нас все путем? – спросила она. Такой язык он понимал.
– Ага.
– Это останется между нами, обещаю.
А потом он сказал это, и она поняла, что он не расскажет об их разговоре никому – ни своим друзьям, ни Костяным.
– Спасибо.
В этом и заключался весь трюк – заставить его поверить, что ему больше терять, чем ей.
– И последнее, Трипп, – сказала она, когда он торопливо потопал назад в столовую. – У тебя есть велик?
Алекс проехала по лужайке мимо трех церквей, потом покатила по Стейт-стрит и по шоссе. Ей предстояло прочесть около двухсот страниц, если она не хотела отстать на этой неделе, и, возможно, за ней охотилось чудовище, но прямо сейчас ей нужно было поговорить с детективом Авелем Тернером.
За пределами кампуса Нью-Хейвен начинал постепенно терять свои амбиции: магазинчики «Все по доллару» и грязные спортбары соседствовали с лавками деликатесов и гламурными кофейнями; дешевые маникюрные салоны и салоны связи перемежались люксовыми лапшичными и бутиками, где торговали кусочками бесполезного мыла. Лицо города менялось у Алекс на глазах, и ей стало не по себе.
Стейт-стрит была просто длинной полосой пустоты – парковок, линий электропередач, ведущих на восток железнодорожных путей, – и полицейский участок был ничуть не лучше – уродливое суровое здание, обшитое плиткой цвета овсянки. Такие мертвые места были по всему городу – целые кварталы массивных бетонных монолитов, нависающих над пустыми площадями, как нарисованный в прошлом рисунок будущего.
Когда-то Дарлингтон назвал их бруталистскими, и Алекс сказала: «И правда, такое впечатление, что эти здания на тебя наезжают».
«Нет, – поправил ее он. – Это от французского brut. Как сырец, потому что они использовали голый бетон. Но да, такое впечатление возникает». Раньше здесь были трущобы, а потом в Нью-Хейвен начали поступать деньги по программе «Образцовые города». «Предполагалось, что все станет почище, но они открыли места, где никому не хотелось находиться. А потом деньги кончились, и в Нью-Хейвене просто остались эти… дыры».
«Раны, – подумала тогда Алекс. – Он хотел сказать «раны», потому что для него город – живое существо».
Алекс взглянула на свой телефон. Тернер так и не ответил на ее сообщения. Она так и не собралась с духом, чтобы позвонить, но теперь она здесь, и больше ничего не остается. Когда он не взял трубку, она завершила вызов и набрала номер еще раз, а потом еще. Алекс не приближалась к полицейским участкам с тех пор, как умерла Хелли. В ту ночь умерла не только Хелли. Но, когда она вспоминала ту ночь иначе, вспоминала кровь, сероватый пудинг мозга Лена, прилипший к краю кухонной стойки, ее разум в панике начинал скакать по ее черепу.
