Гидеон сложила лист вдвое, потом еще вдвое, потом перегнула пополам. Погладила его пальцами, наслаждаясь шуршанием бумаги под пальцами, кинула письмо на стол и стерла краску с ногтей. Ей не нужно было ничего делать и говорить, только дождаться, пока наступит тишина.
– Мы не собираемся становиться приложением к Третьему или Пятому домам, – продолжила некромантка. – Ты меня вообще слышишь? Если ты сделаешь что-нибудь, позволяющее предположить, что мы вышли из строя… если мне покажется, что ты на это способна… – Харроу спокойно пожала плечами: – Тогда я тебя убью.
– Разумеется. Но ведь ты не сможешь вечно хранить это в тайне.
– Когда я стану ликтором, все изменится. Я смогу вершить правосудие без страха и наказания. По сути, наше преимущество в том, что никто ничего ни о чем не знает. Я уже получила три отдельных коммюнике от других домов. Меня спрашивают, прибуду ли я, но они даже не знают моего имени.
– И что ты собираешься им втирать?
– Ничего, дура! – ответила Харроу. – Мы – Девятый дом и ведем себя соответственно.
Гидеон посмотрела в зеркало и отложила вату. «Вести себя соответственно» означало, что ребенка, пытающегося заговорить с незнакомцем, оттаскивали. Что Дом был закрыт для паломников уже пять лет. «Вести себя соответственно» было ее главным страхом. Она думала, что через десять лет здесь не останется никого, кроме скелетов, и исследователи найдут Ортуса, читающего стихи над телами ее и Харроу, вцепившимися друг другу в горло. «Вести себя соответственно» – быть скрытной, невнятной и одержимой книгами.
– Я не люблю, когда задают вопросы. Ты сыграешь свою роль. Дай мне эту штуку, – скомандовала Харроу и выхватила толстый черный угольный стержень из руки Гидеон. Попыталась силой развернуть Гидеон к себе, ухватив за подбородок, но Гидеон ее укусила. Очень приятно было смотреть, как Харроу злобно ругается, трясет рукой, стягивает прокушенную перчатку. Примерно так же приятно, как подставлять лицо солнцу или есть вкусную еду.
Харроу сделала зловещее лицо и взялась за костяную серьгу в ухе. Как можно неохотнее – как животное, не желающее принимать таблетку, – Гидеон повернулась к ней. Харроу взяла уголек и замазюкала под глазами Гидеон. Очень неаккуратно. Наверняка крошки попадали в глаза.
– Я не собираюсь снова одеваться как чертова монашка. Мне этого в десять лет хватило, – сказала Гидеон.
– Все остальные будут одеты в точности так, как им положено быть одетыми. И если Девятый дом пренебрежет этим – Дом, от которого менее всего можно такого ожидать, – нас будут обнюхивать гораздо внимательнее. Тем, кто нормально выглядит, обычно не задают вопросов с подвохом. Они могут и не заметить, что рыцарь Девятого дома – на самом деле неграмотный пехотинец. Просто молчи.
Гидеон молчала, пока Харроу не закончила. А потом сказала:
– Возражаю против «неграмотной».
– Порножурнальчики – не литература, Нав.
– Я их ради статей читаю.
Когда Гидеон в детстве, будучи очень нерадивым стражем Запертой гробницы, красила лицо, она обходилась минимальным гримом черепа, необходимым для роли: чернота вокруг глаз, пятнышко вокруг носа, черная полоса через губы. Теперь, взяв у Харрохак маленькое треснутое зеркальце, она увидела, что разрисована, как древние гнилые некромантки Дома, жуткие и неприятные карги, которые никогда не умирали, а просто исчезали в длинных галереях под Дрербуром, набитых книгами и гробами. Она походила на гнилозубый череп с черными провалами глаз и большими черными дырами по обеим сторонам челюсти.
– Ну я и чмо, – мрачно сказала Гидеон.
– Будь любезна появляться передо мной в таком виде каждый день, до самого отлета, – ответила Харрохак и оперлась спиной о стол, любуясь делом своих рук.
– Я не буду брить тебя налысо, хотя волосы выглядят странно, потому что прекрасно знаю, что не станешь бриться каждый день. Выучи эту раскраску. Носи рясу.
– И? – спросила Гидеон. – Ну, ты знаешь. Расплата. Если ты не будешь трогать мою голову, я надену свою кирасу и возьму свой меч. Ты же не дебилка, чтобы думать, что я сумею драться в рясе. И я могу рыцарствовать, пока все не разъедутся по домам. Пока тебя не сделают Рукой первого дня и не напечатают календарь с моими голыми снимкам. Где «и», Нонагесимус?
– Никакого «и», – ответила Харроу и отодвинулась от Гидеон. Снова расселась на диване. – Если бы дело было в моих желаниях, я бы тебя вообще с собой не брала. Я бы разложила тебя в девять ящиков и разослала бы их по всем Домам. Девятый приберегла бы для Крукса, утешить его старость. Я преуспею, ты мне не помешаешь, и никто никогда не узнает, что с Девятым домом что-то было не так. Крась лицо. Учись обращаться с рапирой. Свободна.
– А разве ты не должна сейчас дать мне все данные? – поинтересовалась Гидеон, вставая и разминая затекшие мышцы. – Рассказать, какие задачи перед нами стоят, с кем мы будем работать, чего нам ждать.
– Боже мой, нет. Ты должна просто делать то, что я скажу, иначе я подмешаю костяной порошок в твой завтрак и разорву тебя изнутри.
Гидеон вынуждена была признать, что звучит это довольно правдоподобно.
6
Если Гидеон и боялась, что следующие три месяца ей придется провести в компании Преподобной дочери, она сильно ошибалась. Шесть часов в день она училась правильно ставить ноги, держа в руке рапиру. Пыталась понять, куда деть бесполезную (ну, она ее такой считала) ничем не занятую руку, как вдруг разворачиваться боком и как передвигаться на одной ноге. В конце каждого сеанса мучений Агламена устраивала поединок один на один и разоружала ее за три движения.
– Парируй, мать твою! – постоянно повторяла она. – Па-ри-руй. Это не твой меч, Нав! Еще раз поставишь такой блок, я скормлю тебе эту рапиру.
В один из первых дней, когда она пренебрегла краской для лица, явился Крукс и отключил у нее в келье отопление. В результате она корчилась на койке и рыдала от холода, чуть не сдохнув. Поэтому без вонючей краски было не обойтись. Это было еще хуже, чем жизнь до рыцарства, не считая того маленького послабления, что она могла тренироваться вместо молитв, и того огромного послабления, которое позволяло ей никогда не сталкиваться с Круксом и Харроу. Наследница Дома отдала маршалу какой-то приказ, который увел его в недра Дрербура, где изломанные и скрипучие братья и сестры Девятого дома часами трудились над придуманной Харроу задачей.
Сама Госпожа дома заперлась в библиотеке и не выходила. Порой, очень редко, она следила за тренировками Гидеон, сообщала, что та нисколько не продвигается, стирала с ее лица краску и заставляла снова ее наносить. Иногда они с Агламеной заставляли Гидеон ходить вслед за Харроу вверх и вниз по уровням, следуя за ней тенью и сходя с ума от нетерпения.
Единственным сомнительным плюсом стало то, что порой она, неподвижно стоя с прямой спиной и застывшей на рукояти рукой, глядя куда-то над плечом Харроу, слышала обрывки разговоров. Гидеон очень не хватало информации, но эти разговоры не особенно проясняли ситуацию.
