– Все может быть, Нонагесимус, – довольно сказала она. – Все может быть. Вот только не здесь.
7
В космосе Первый дом светился, как огонь на воде. Окутанный белым дымом атмосферы, голубой, как газовое пламя, он обжигал глаза. Он прямо-таки заливался водой, задыхался в этом голубейшем сиянии. Даже сверху виднелись плавающие цепочки квадратов, прямоугольников и овалов, пятнающие голубизну серым, зеленым, черным и коричневым: разрушенные города и храмы Дома давно мертвого и неубиваемого. Дремлющего престола. Где-то далеко его царь и император восседал на своем троне и ждал. Страж, защищающий Дом, но не имеющий шансов в него вернуться. Господин Первого дома был Господином неумирающим, и он не возвращался уже более десяти тысяч лет.
Гидеон Нав прижалась лицом к сетчатому окну шаттла и смотрела, как будто не могла насмотреться, смотрела, пока глаза не покраснели и не заслезились, пока перед ними не зароились большие прозрачные мушки. Все остальные окна были плотно закрыты на протяжении всего путешествия, которое заняло около часа. Они с удивлением обнаружили, что за экраном, который Харрохак спокойно подняла в ту же секунду, как они оказались на борту, не было пилота. Кораблем управляли дистанционно, а это обходилось недешево. Никто не мог приземлиться на территории Первого дома, не получив явного приглашения. Можно было нажать на кнопку и поговорить с далеким навигатором, и Гидеон ужасно хотелось услышать чужой голос, но Харроу снова подняла экран с решительным видом.
Она казалась усталой, измученной и даже уязвимой. Все время полета она сжимала в руке молитвенные кости и порой угрюмо ими щелкала. В комиксах Гидеон адепты Когорты старались сидеть на мешочках могильной земли, чтобы нивелировать влияние глубокого космоса, лишающего их источника силы. Наверное, для Харрохак это действовало как плацебо. Гидеон с удовольствием подумала, что это идеальный момент, чтобы надрать ей задницу и погонять ее по всему шаттлу. Но вполне естественное нежелание появляться рядом с некроманткой с переломанными руками спасло Харроу жизнь. Все мысли о драке исчезли с приближением Первого дома, когда отраженный свет яростно ворвался в окно пассажирского отсека. Гидеон, полуослепшая и задохнувшаяся, вынуждена была отвернуться. Харроу обвязала глаза полоской черного кружева, спокойная и безразличная, как будто за окном по-прежнему нависало унылое небо Девятой.
Гидеон прикрыла глаза ладонью и снова выглянула наружу, наслаждаясь невероятной красотой: бархатной чернотой космоса, усеянного бесчисленными белыми звездами, Первой, пылающим шаром раскаленной синевы, прочерченной ослепительно белыми полосами, и видом семи других шаттлов, выходящих на орбиту. Гидеон присвистнула, увидев их. Уроженке запертого в собственной могиле Девятого дома казалось странным, что все это просто не взорвалось и не сгорело. Некоторые другие дома, например Шестой и Седьмой, тоже приближали свои родные планеты к раскаленному Доминику, но Гидеон не могла понять, как они не сгорают сразу.
Это было невероятно. Это было прекрасно. Ее чуть не стошнило. Ей казалась безумием невозмутимость Харрохак, которая только приподняла экран, нажала на кнопку и спросила, сколько им придется ждать.
– Мы освобождаем вам проход для посадки, ваша милость, – затрещал голос навигатор сквозь помехи.
Харроу не стала его благодарить.
– И сколько?
– Сейчас ваше судно сканируют, ваша милость. Мы двинемся в то же мгновение, когда подтвердят разрешение сойти с орбиты.
Преподобная дочь развалилась в кресле и сунула молитвенные кости в складку рясы. Гидеон невольно поймала ее взгляд. На лице Харроу было написано вовсе не безразличие и не скука, как она ожидала: даже сквозь вуаль было заметно, насколько глубоко Харроу ушла в себя и сконцентрировалась. Губы она сжала так плотно, что черная краска собралась комочками.
Прошло меньше пяти минут, двигатели снова загудели, и шаттл медленно заскользил вниз. Рядом с ними семь других шаттлов сдвинулись разом, как падающие костяшки домино, и одновременно вошли в атмосферу. Харроу надвинула капюшон, потерла переносицу и сказала с удовольствием и ужасом:
– Эта планета невероятна.
– Она великолепна.
– Это могила.
Шаттл вошел в атмосферу, окруженный ослепительным светом. Не видно было ничего, кроме неба, но небо Первого дома оказалось таким же невыносимо ярким и голубым, как вода. Спуск на планету походил на пребывание в калейдоскопе. Крен сменялся шумом, когда воздушные ямы в плотной атмосфере заставляли двигатели визжать, тряской, когда выравнивалось давление. А потом шаттл полетел вниз, как пуля. Сияние стало непереносимым. Гидеон показалось, что сотни шпилей летят ей навстречу, вырываясь из сине-бирюзовой воды. А потом ей пришлось зажмуриться и отвернуться. Она прижала вышитую ткань робы к лицу и дышала носом.
– Идиотка! – далеким голосом сказала Харроу, плохо скрывая волнение. – Возьми вуаль.
Гидеон отчаянно терла глаза.
– Я в порядке.
– Надень, я сказала! Что я буду делать, если ты ослепнешь, когда дверь откроется?
– Я подготовилась, детка.
– Что ты вообще несешь…
Сияние изменилось, замерцало, и шаттл начал медленно снижаться. Свет стал чище и ярче. Харрохак бросилась к окну, закрыла его с грохотом. Они с Гидеон стояли в центре пассажирского отсека и смотрели друг на друга. Гидеон поняла, что Харроу дрожит. Пряди черных волос прилипли к бледно-серому лбу, пот грозил размыть краску. Потом Гидеон с ужасом осознала, что и сама дрожит и потеет. Неприятное понимание поразило их одновременно, и обе начали вытирать лица рукавами.
– Надень капюшон, – велела Харрохак. – Спрячь свои тупые лохмы.
– Тупые лохмы у твоей мертвой засохшей мамки.
– Сито, мы уже над планетой, и я снова способна на насилие.
Последний громкий щелчок. Полная тишина. Замки открывались снаружи. Завидев свет на краю люка, Гидеон подмигнула своей встревоженной спутнице. Сказала вполголоса:
– Но тогда ты не сможешь порадоваться вот этому!
И нацепила очки, которые раскопала еще дома. Древние солнечные очки с дымчатыми стеклами. Тонкая черная оправа и большие зеркальные линзы. Линзы размыли выражение недоверчивого ужаса на лице Харроу. Больше Гидеон ничего увидеть не успела.
Перед ними распахнулся Первый дом. Поток теплого воздуха растрепал рясы, высушил пот на лицах. Не успел люк до конца отъехать в сторону, как раздраженная Харроу исчезла: из шаттла выступила госпожа Харрохак Нонагесимус, Преподобная дочь Девятого дома. Выждав пять полных вздохов, Гидеон Нав, рыцарь Девятого дома, двинулась следом, молясь, чтобы непривычный клинок не запутался в полах рясы.
Они стояли на огромной, покрытой металлом посадочной площадке: наверняка ничего более впечатляющего Первый дом никогда не строил. И все остальные дома тоже. Впрочем, сравнивать Гидеон было особенно не с чем. Перед ними высился дворец – или крепость – из белого сияющего камня. Он раскинулся на поверхности воды, как остров. Он закрывал собой небо, и невозможно было разглядеть, что находится за ним и над ним. Его окружали террасы, которые когда-то были великолепными садами. От изящества и идеальности его башен глазам становилось больно. Это было воплощение богатства и красоты.
