Набериус лениво играл с ней. Он знал финт, в котором рапира неожиданно выскакивала вперед, как кошачий коготь, и немедленно снова втягивалась вместе с тщательно отмеренным шажком назад. Он удерживал ее на расстоянии клинка и не подпускал к себе. Он повторял одно и то же движение: блок, быстрый выпад, отвод клинка кинжалом – пока ее не начало тошнить от всего этого.
Рапира Гидеон скользнула по его рапире, беспросветно-черное по серебру, с диким скрежетом, но он легко отвел ее вниз. Она снова ударила, повыше, и он перехватил ее клинок своим чертовым трезубцем. Используя его как рычаг, он отжал клинок вниз… ниже… и его рапира заскользила вперед, по ее руке, к локтю. Агламена научила ее предвидеть смертельные удары. Она немедленно дернулась в сторону, грязно ругаясь про себя: в реальном бою он оставил бы порез через грудь и плечо, но не убил бы ее. И он не коснулся ее острием, только краем лезвия. Она не вышла из боя.
Но тут он проделал что-то невероятное. Наверное, в каких-нибудь тупых книжках по фехтованию в стиле Седьмого дома это называлось «Две вороны пьют воду» или «Пацан дразнит гусей». Он дожал ее клинок вниз своим трезубцем, вывернул запястье правой руки вперед и вырвал черную рапиру из руки. Она покатилась по потертым камням и замерла. Жанмари подавилась криком. Сердце Гидеон скакало, как бусины четок по шнурку. Набериус выпрямился и снова улыбнулся своей гадкой улыбочкой.
– Ты слишком полагаешься на режущие удары.
Но он не стал улыбаться, когда Гидеон высвободила правую руку быстрым движением, бросилась вперед и ударила его в солнечное сплетение. Воздух вырвался из груди с шипением, как из открытого шлюза. Набериус дернулся назад, а она откинула полу рясы, чтобы пнуть его под колено. Он споткнулся, сплюнул и упал. Она кинулась за своей рапирой, вернулась на место, пока он бился, как раненое животное, пытаясь встать. Гидеон приняла стойку, подняла клинок к ключице.
– Победа за Третьим, – неожиданно сказала Коронабет.
Ее рапира дрогнула. Злобный Набериус поднялся на дрожащие ноги.
– Бабс, – торопливо спросила принцесса, – ты в порядке?
Он надрывно кашлял. Лицо его приняло багровый оттенок. Он сунул рапиру в ножны и сжал кинжал, так что какой-то механизм убрал дополнительные клинки. Ей он поклонился очень презрительно. Растерявшаяся Гидеон тоже убрала рапиру и поклонилась. Он высокомерно откинул голову назад и снова закашлялся, испортив весь эффект.
– Она никакая не наследница Нониуса, а просто хулиганка, – с отвращением сказал он. – Дура, я тебя разоружил, поединок закончен, ты должна поклониться, и все, ясно? Продолжать нельзя.
– Ты забыл о защите, Терн, – заметила строгая рыцарь из Когорты.
– Поединок закончился, когда я ее разоружил!
– Да. Технически.
– Технически? – Он покраснел еще сильнее. – Техника – это все. И для тебя – принц Терн, лейтенант! Ты на чьей стороне, Диас? Я удерживал ее поодаль все время, я победил, культистка слила дуэль! Признай это.
– Да, – сказала Диас, которая стояла, заведя руки за спину, как по команде «вольно». Эта поза скорее была бы к месту на военном параде, чем на неформальном спортивном поединке. Голос у нее был ясный и нежный.
– Ты выиграл дуэль. Девятая хуже как дуэлянт, но лучше как боец. Она сражалась ради победы. Но, Девятая, он прав. Слишком много режущих ударов.
Рыцарь Третьего дома выглядел так, как будто сейчас взорвется. От негодования он выпучил глаза. Казалось, сейчас он снова обнажит меч и потребует реванша. Успокоился он только тогда, когда золотистая рука некромантки легла ему на плечи и притянула к себе в полуобъятие. Потом Корона взъерошила ему волосы – он подчинился.
– Третий дом показал, на что способен, Бабс. Остальное меня не волнует.
– Это была убедительная победа, – капризно ответил он.
– Ты был великолепен. Жаль, что тебя не видела Ианта.
Жанмари встала. Гидеон подумала, что эта молоденькая штучка с кожей цвета кирпича вся состоит из углов. Глаза у нее горели, и она пронзительно крикнула:
– Вот так я и хочу сражаться. Не желаю тратить жизнь на всякие трюки. Я хочу сражаться, как настоящий рыцарь, как будто на кону стоит жизнь.
Лицо Набериуса стало непроницаемым. Он коротко взглянул Гидеон в глаза: его взгляд не выражал враждебности, только презрение к животному, загнанному в угол. Больше никто не успел сказать ни слова – Магнус кашлянул себе в ладонь.
– Возможно, – сказал он, – нам стоит заняться тренировками или работой в паре или чем-то вроде того. Чтобы я чувствовал, что прихожу в форму. Как вы думаете? Поединки – плоть тренировок, но ведь кроме мяса надо есть и картошку, и овощи?
(Магнус. Картошка и есть овощ!)
Гидеон сошла с возвышения, расстегнула кастет, высвободила руку. Интересно, что бы сказала об этом бое Агламена? Ей почти хотелось снова посмотреть на прием, которым ее разоружили. Если бы Набериус не смотрел на нее так, как будто она написала на его лучший костюм, она бы попросила показать. Дело было в ловкости рук, а не в грубой силе, и Гидеон поняла, что никогда толком не думала о защите, а это ведь глупо.
Какое-то шестое чувство заставило ее посмотреть наверх, мимо скелета, который старательно скреб стеклянную дверь, за яму, откуда выгребали гниль вековой давности. В проходе перед покрытой плиткой комнатой виднелась фигура в плаще. Раскраска под череп, вуаль, опущенная до шеи, закрывающий лицо капюшон. Гидеон стояла в центре тренировочного зала. Секунду, которая стоила иных минут, они с Харрохак смотрели друг на друга. Потом Преподобная дочь развернулась, драматически взмахнув полой черного плаща, и убежала в зал с мерцающим светом.
12
– Приятно видеть тебя здесь, – сказал Учитель однажды утром. – Приятно видеть Девятую в добром здравии. Как приятно, что собрались все Дома.
Учитель вел себя как долбаный клоун. Он часто присаживался за стол к Гидеон, если видел ее за поздней трапезой. (К завтраку он никогда не показывался. Она подозревала, что Учитель завтракает раньше всех в доме Ханаанском.) При этом он радостно говорил: «Лично я нахожу обеты молчания крайне умиротворяющими».
– Мне нравится, когда народу много, – продолжил он (в комнате присутствовали только он сам и Гидеон). Учителю и прочим жрецам постоянно задавали вопросы, то льстивые, то грубые, то отчаянные, но они упорно молчали.
К концу недели Гидеон успела повстречать почти всех адептов и их рыцарей. Это не помогло ей сломать барьеры и завести новую дружбу. Почти все, столкнувшись с ней в темных коридорах дома Ханаанского, обходили ее по широкой дуге. Только Коронабет по какой-то прихоти ее приветствовала, да Магнус всегда сердечно говорил: «Доброе утро! Отличная погода!» ну или «Добрый вечер! Погода все еще отличная!». Он очень старался, но большинство смотрело на нее, как на монстра, которого можно убить только в полночь колом в сердце, на неприрученное толком чудовище на ненадежном поводке. Набериус Терн постоянно ухмылялся ей в лицо так, что у него чуть губы не лопались.
