На этом он вернулся к своей мантре:
– Приказываю… приказываю… приказываю…
Почему-то она запомнила эту картину: майонезной маг и его крепкий племянник, сильно старше самого мага, смотрящий пустыми глазами, и Учитель, наблюдающий за ними с видом человека, вынужденного вблизи разглядывать неприятную стоматологическую операцию. Гидеон тоже смотрела, зачарованная тем, что она не могла понять, но тут вокруг ее запястья сомкнулась рука.
Это была Жанмари Шатур, растрепанная, с мокрыми покрасневшими глазами. Задиристости в ней никакой не осталось, разве что на Гидеон она взирала с прежним ужасом.
– Девятая, – хрипло сказала она, – если ты что-то знаешь, говорили. Если ты… если ты что-то знаешь, я… они слишком много для нас значили, так что, если ты что-то знаешь…
Гидеон стало очень грустно. Она положила руку девчонке на плечо, и Жанмари отскочила. Она отрицательно покачала головой, и огромные глаза Жанмари – ресницы слиплись от вчерашней краски, радужка потемнела – заполнились слезами, которые девчонка тут же принялась яростно смаргивать. Гидеон ничего не могла поделать. Она положила руку на голову девочке – голова была влажная и кудрявая, как у грустного щенка.
– Мне очень, очень жаль…
– Я тебе верю, – хрипло сказала Жанмари, будто не замечая, что говорит с Девятой. – Магнусу ты нравишься… нравилась… Он не позволил бы ничему дурному случиться с Абигейл, – торопливо добавила она. – Она боялась высоты, она никогда бы не подошла к краю, а еще она знает магию духов. Если это были призраки, почему она…
Колум вдруг разразился таким кашлем, что Жанмари и Гидеон вздрогнули. Глаза у него закатились, он отчаянно кашлял, хватал ртом воздух, задыхался вонючим дымом, а его адепт только и сказал:
– Пятнадцать минут. Отстаешь.
* * *
Гидеон не отказалась бы услышать, что хотела сказать Жанмари, но Харроу уже хромала к ним с озабоченным видом. У нее было сосредоточенное нахмуренное лицо человека, вынужденного развязывать окончательно запутавшийся шнурок. Гидеон посмотрела вслед сгорбившейся рыцарю Четвертого дома, сжимавшей рукоять рапиры, и подстроилась под шаг Харроу.
– Ты в порядке?
– Меня тошнит от этих людей, – сообщила Харрохак, ныряя в проход в стороне от центрального атриума, – от их медлительности… до смерти бесит. Я не могу тут торчать, пока кто-нибудь из них не уловит, что им сказали.
Гидеон тоже ничего не уловила, но это вряд ли было в принципе возможно.
– К этому моменту мы их уже опередим. Нам нужно открыть дверь.
– Ну да, завтра утром, когда поспим часов хотя бы восемь, – без всякой надежды предложила Гидеон.
– Восхитительная попытка пошутить в эти непростые времена, – отозвалась Харрохак. – Пошли.
19
Ключ, такой дорогой ценой добытый у твари, ничем особенным не выделялся, кроме разве что цвета. Он был велик: стержень по длине не уступал среднему пальцу Гидеон, а головка в форме клевера была приятно тяжелой, но на ней не болталось никакой бирочки вроде «первый этаж». Это Харрохак не остановило. Она пролистала свой заляпанный дневник и спряталась в темном алькове изучать карты. Рыцаря она оставила на страже. С учетом того, что вокруг было ровным счетом ноль людей, это казалось глуповатым.
Хотя если подумать, может быть, и не ноль. Может быть, здесь бродило нечто жуткое, терзающее дом Ханаанский и убившее Магнуса и Абигейл за мнимую обиду… в общем, Гидеон стояла на страже уже не так легкомысленно, как сделала бы это вчера. Первый дом больше не казался ей прекрасной пустой оболочкой, изъеденной временем. Теперь он больше походил на закрытые лабиринты под Девятым домом, заблокированные на случай, если что-то внизу сойдет с ума. В детстве ей снились кошмары о том, что она оказалась не с той стороны двери Запертой гробницы. Особенно после того, что сделала Харрохак.
– Смотри, – сказала Харрохак.
Убийства, страхи и печали Харроу Нонагесимус не трогали. Ее усталые глаза горели. Большая часть краски стерлась с лица или смылась потом, и левая сторона челюсти осталась просто бледно-серой. В Харроу даже проскальзывало что-то человеческое. У нее было заостренное угловатое личико с высоким лбом и большой, порочный рот.
– Да на ключ смотри, дура, не на меня, – раздраженно сказала она.
Дура посмотрела на ключ, а Харроу показала средний палец. Харроу держала ключ вверх ногами. На конце, где заканчивались зубчики, на металле виднелись следы резца. Несколько точек, соединенных линией и двумя полукругами.
– Такой же знак на моей двери, – заметила Гидеон.
– То есть там написано Х-203?
– Ну да, именно это там и написано. Если твой родной язык – лунный. Это просто символ на моей двери.
Харроу аж затряслась. У них ушло довольно много времени на то, чтобы пройти кружным путем из атриума до коридора в фойе, ведущего к тренировочной площадке. Харроу страдала паранойей, и эта паранойя заразила Гидеон. Они выжидали, прежде чем завернуть за угол, и то и дело замирали, прислушиваясь, не идет ли кто за ними. Когда они добрались до душного маленького зала, отодвинули гобелен от стены и проскользнули внутрь, Гидеон уже умирала от голода. Но когда они оказались перед огромной черной дверью, ладони у нее взмокли от предвкушения. Звериные черепа скалились так же мрачно и недружелюбно, как в прошлый раз, жирные извивающиеся фигуры на колоннах остались такими же гадкими и холодными. Харроу почти благоговейно уперлась ладонями в черный камень двери и прижалась к нему ухом, будто могла услышать, что происходит внутри. Погладив пальцем глубокую замочную скважину, она натянула капюшон на голову.
– Открывай.
– А как же уступить тебе все почести?
– Это твой брелок, – неожиданно сказала Харроу, – будем все делать по книге. Если Учитель прав, здесь водится что-то, что обожает этикет, а этикет ни черта не стоит. Брелок твой, это я признаю. А ты должна признать меня. – Она протянула Гидеон ключ: – Вставляй.
– Это ты сказала. – Гидеон взяла брелок из затянутой в перчатку руки.
Сама она не стала надвигать капюшон, но зато надела очки. Она уже привыкла и нуждалась в них только в самые ясные дни, но зато очки ее успокаивали. Она побарабанила пальцами по скошенному косяку из черного камня и вставила красный ключ в замок.
Он подошел. Замок щелкнул так легко, как будто последние десять тысяч лет его кто-то смазывал. Без малейшего скрипа или стона петель дверь открылась при первом толчке. Гидеон взяла рапиру в одну руку, нацепила кастет на другую и двинулась во тьму.
Там было темно. Она не осмелилась двинуться дальше в тихую черноту. Но тут стало еще тише: некромантка проскользнула за ней и закрыла дверь за собой. Они стояли, чувствуя запах времени: пыли и химикатов. Запах темноты тоже почти ощущался. Харроу прошептала:
