– Кидай, – велела она.
Гидеон повиновалась. Бросок вышел хороший. Костяшка ударилась о поле довольно высоко и пролетела примерно полметра, прежде чем распасться дождем серых крошек. Харроу уставилась на осколки: они проросли новыми шипами и тут же обреченно съежились. Еще один взрыв – Харроу сжала руку в кулак. И потом ничего. Не осталось ни единой косточки.
Дульсинея восхитилась:
– Ужасно быстро.
– Ну тогда, – сказала некромантка Девятого дома, – это невозможно, а я редко произношу такие слова. Это самая эффективная смертельная ловушка, которую я видела в жизни. Старение поражает все, пересекающее линию, а энтропийное поле – бог знает, как оно держится, – распыляет любую магическую попытку сдержать скорость распада. Но почему не разрушилась вся комната? Стены должны были рассыпаться пылью.
– Поле и поле разделяют несколько микрометров. Может быть, Девятая сможет создать совсем крошечный конструкт, который туда пролезет, – любезно сообщила Седьмая.
Харроу проговорила самым ледяным своим тоном:
– Девятый дом не практикует искусство поднятия крошечных конструктов.
– Пока ты не спросила – это не головоломка. Нельзя пройти через пол, он сделан из стального листа, и потолок тоже стальной. Второго входа нет. Паламед Секстус произвел подсчет: ты можешь идти вперед примерно три секунды, а затем умрешь.
Харроу быстро все уловила.
– Секстус это видел?
– Я сначала предложила ему, – пояснила Дульсинея, – но, увидев метод, он сказал, что не станет этого делать. Мне кажется, это очаровательно. Мне хотелось бы узнать его поближе.
Это заставило Харрохак Нонагесимус сосредоточиться как следует. Дульсинея с отсутствующим видом бросила свои костыли Протесилаю, который поймал их, вроде бы совершенно не задумываясь. Гидеон вынуждена была признать, что это круто. Потом Дульсинея села на лестницу рядом с Харроу и сказала:
– Есть только один способ это сделать… и он не станет. Прости, что я не призналась раньше… но ты – мой второй кандидат. Если черные весталки не могут пересечь эту линию, значит, никто не сможет. И я не смогу, потому что физически не сумею пройти весь путь без помощи. Если я упаду или споткнусь где-нибудь посередине, это будет означать мою вполне своевременную смерть.
– И что же это такое, – сказала Харроу голосом, обещавшим беду, – на что не пошел даже Паламед Секстус?
– Он не станет высасывать душу, – ответила Дульсинея.
Лицо Харроу замкнулось.
– И я не стану.
– Я не имею в виду полноценное высасывание души… не совсем. Когда мастер Октакисерон высасывает своего рыцаря, он отправляет душу куда-то вдаль и использует место, освободившееся от нее. Сила, которая врывается в это пространство, все пребывает – и так пока хотя бы один из них остается жив. Тебе не придется никого никуда посылать. Но энтропийное поле истощит твои собственные ресурсы танергии, стоит тебе пересечь линию, так что тебе нужен доступ к источнику силы на этой стороне, где поле его не коснется. Ты понимаешь о чем?
– Не пытайся быть снисходительной, госпожа Септимус. Разумеется, я понимаю. Вот только понимание проблемы не имеет никакого отношения к поиску решения. Ты должна была попросить Октакисерона и его человеческую жилу.
– Пожалуй, я бы так и сделала, – честно ответила Дульсинея, – если бы Про не подбил ему глаз.
– То есть на самом деле, – кисло заметила Харроу, – мы были твоим третьим вариантом.
– Ну, Абигейл Пент была талантливой магичкой, – начала Дульсинея и смешалась, увидев лицо Харроу. – Извини! Я дразнюсь! Конечно, я не стала бы призывать Восьмой дом, Преподобная дочь. Они слишком холодные, белые и негибкие. Они бы сделали это с легкостью… наверное, в том и причина. А теперь Абигейл Пент мертва. Что мне остается делать. Если ты попросишь Секстуса за меня, согласится ли он? Кажется, ты знаешь его лучше.
Харроу поднялась с лестницы. Она, кажется, не заметила, что Дульсинея подперла лилейное личико рукой и с жадностью следит за каждым ее движением, и выражения деланой невинности тоже не заметила. Гидеон испытывала сложные чувства, оказавшись не в центре внимания Седьмой. Взмахнув чернильными юбками, Харрохак повернулась обратно к лестнице и посмотрела скорее сквозь Дульсинею, чем на нее.
– Предположим, что я согласна с твоей теорией. Чтобы сохранить достаточно танергии для оберегов внутри поля, нужно установить источник за его пределами. Разумнее всего использовать в качестве источника тебя.
– Но танергию нельзя таким образом перемещать с места на место, – кротко ответила Седьмая, – нужны жизнь и смерть… или смерть и подобие жизни, как делают Вторые. Ты заберешь мою танергию, – она подняла слабую руку, а потом опустила ее медленно, будто падал бумажный самолетик, – я проведу тебя метров на десять, не больше.
– Мы прервемся, – заявила Харрохак.
Она схватила Гидеон за руку и чуть ли не силой оттащила наверх по лестнице, через вестибюль обратно в коридор. Стук двери отдался громким эхом. Гидеон обнаружила, что в упор смотрит на напряженную Харрохак Нонагесимус, откинувшую капюшон. На белом лице горели черные глаза.
– Отрыв, – горько сказала она, – конечно же. Нав, я снова собираюсь злоупотребить твоим доверием.
– Почему ты так завелась? – спросила Гидеон. – Я же знаю, что не из-за Дульсинеи.
– Давай я все объясню. Мне нет дела до горестей Септимус. Седьмой дом – не друзья нам. Ты ведешь себя с Дульсинеей как последняя идиотка. А мне не нравится ее рыцарь…
– Сильный удар по Протесилаю из ниоткуда, – вставила Гидеон.
– …но я закончу задачу, с которой не справился Секстус. Не ради высоких мест. Просто он должен научиться смотреть таким вещам в лицо. Ты знаешь, что мне нужно сделать?
– Ага. Ты высосешь мою жизненную энергию, чтобы добраться до ящика на той стороне.
– Очень грубо, но в целом верно. Как ты пришла к этому выводу?
– Потому что Паламед бы этого делать не стал. А он просто чудовищный ублюдок по отношению к Камилле. Ну ок.
– Что «ок»?
– Я имею в виду, что сделаю это, – сказала Гидеон, хотя большая часть ее мозга пыталась выкрутить соски той части ее мозга, которая это говорила. Она скусила с губы влажный комочек краски, сняла темные очки и сунула их в карман. Теперь она могла смотреть Харроу прямо в глаза.
– Лучше уж быть батарейкой, чем пускать тебя себе в голову. Хочешь мою сущность – забирай.
– Вот уж чего я никогда не хотела, – сказала некромантка отчаянным голосом. – Нав, ты не представляешь, что это такое. Я высосу тебя досуха, чтобы добраться до той стороны. Если ты меня оттолкнешь в любой момент или не сможешь удержать, я умру. Я никогда раньше этого не делала. Процесс будет неидеален. Тебе будет… больно.
– А ты откуда знаешь?