– А в какой момент оно сожрало твои труселя?
– Нав.
– Я только что чуть не умерла. Дай насладиться моментом.
Гидеон не представляла, как они поднялись по лестнице к люку. У нее осталось странное, похожее на сон воспоминание, будто Харроу гнала ее по длинным кривым коридорам дома Ханаанского угрозами и лаской, не пользуясь при этом магией и одетая только в черный плащ. Порой она задавалась вопросом: может, она таки отдала концы и это такая загробная жизнь – бродить по пустым коридорам с полуодетой пристыженной Харрохак Нонагесимус, которой ничего не остается, кроме как вести себя прилично да еще учитывать, что Гидеон может в любую секунду разлететься ошметками плоти.
Она даже позволила Харроу провести себя к одеялам, служившим постелью. Гидеон слишком устала, чтобы что-то делать. Она легла и чихнула три раза подряд. Каждый чих звенел болью где-то в черепе.
– Прекрати так на меня смотреть, – наконец сказала она Харроу, вытирая кровавую жижу носовым платком, – я жива.
– Ты чуть не умерла, – серьезно сказала Харроу, – и тебе на это плевать. Не цени свою жизнь так дешево, Сито. Без чувства самосохранения ты мне не нужна. На хрена вообще эти теоремы? – вдруг взорвалась она. – Что мы получили? В чем смысл? Надо было уйти, как Секстус, но я не могу позволить себе такой роскоши! Я должна стать ликтором сейчас, пока…
Она проглотила конец фразы, как кусок мяса, сгрызенного с кости. Гидеон подождала, надеясь узнать, что «пока», но Харроу молчала. Тогда Гидеон закрыла глаза и стала ждать. Потом в панике открыла их, поняв, что не знает, сколько прошло времени. Харрохак сидела рядом с тем же странным выражением лица, совсем не походя на себя.
– Отдыхай, – настойчиво сказала она.
Впервые Гидеон подчинилась ей без внутреннего сопротивления.
21
Когда Гидеон проснулась, Доминик залил комнату вечерним светом, сделав ее влажной и рыжей. Гидеон трясло от голода. Когда она выбралась из постели, на нее набросилась куча записок, становившихся все агрессивнее.
Я взяла ключи и пошла изучить новую лабораторию. НЕ ИЩИ МЕНЯ.
Это было нечестно, пусть даже чудеса, запертые за ликторской дверью, мог понять только тот, кто приходил в восторг от некромантических теорем, но все равно…
НЕ ВЫХОДИ из комнаты. Я попрошу Секстуса присмотреть за тобой.
По своей воле идти к Паламеду? Наверное, Харроу было очень страшно. Гидеон на всякий случай пощупала пульс – вдруг она все еще мертва?
НИКУДА НЕ ХОДИ. Я тебе оставила хлеба в ящике.
Ням.
Под «никуда» в данном случае понимаются все остальные помещения дома Ханаанского, кроме наших комнат.
– Я не буду есть засохшую хрень из ящика, – сказала Гидеон и выбралась из кровати.
Чувствовала она себя ужасно, как будто не спала много дней. Потом вспомнила, что и правда не спала, если не считать последней ночи. Она была слабой, как котенок. Все силы ушли на то, чтобы добраться до ванной, отмыть раскрашенное лицо и присосаться к крану, как зверь. В зеркале отразилась растерзанная девица, чья кровь, вероятно, напоминала фруктовый сок, судя по тому, какая она была бледная. Гидеон пальцами пригладила волосы, подумала о Дульсинее и почему-то сильно покраснела. Вода была вкусная. Хлеб из ящика – она сожрала его жадно, как голодный дух, – нет. Гидеон пошарила по карманам на случай, если там что-нибудь завалялось, например яблоко или пара орешков, и испугалась, нащупав записку. Она сама не поняла, чего испугалась. Память запоздало подсказала, в чем дело: листок бумаги все еще лежал в кармане, значит, он там пролежал все это время, значит, возможно всякое.
В дверь постучали. Гидеон, ошарашенная, ненакрашенная и голодная, открыла. На нее уставилась ошарашенная, усталая и нетерпеливая Камилла из Шестого дома. Она вздохнула – возня с Гидеон явно ее уже утомила – и подняла руку с тремя согнутыми пальцами:
– Сколько пальцев?
– Сколько согнуто или сколько ты показываешь? А большой считать?
– Зрение в норме, – решила Камилла и убрала руку. Прошла в комнату, будто у нее был ордер, плюхнула на пол тяжелую сумку и присела рядом с ней. – Говорить тоже можешь. Где мы? Зачем мы сюда пришли? Как тебя зовут?
– А твою мамку как зовут? Чего приперлась?
Изящная, одетая в серое девушка даже не подняла взгляда. Забавно было смотреть на нее при свете: тонкие пряди темно-каштановых волос были обрезаны сразу под подбородком резким взмахом ножниц. Потом она посмотрела на Гидеон. Казалось, она совершенно не обижена.
– Мой некромант говорил с твоим. Мой сказал, что ты должна быть трупом. Ты дышишь?
– Вроде да.
– Кровью плюешься? А в моче она есть?
– Слушай, я, конечно, всю жизнь мечтала о таком разговоре, но я в норме. Ха… моя некромантка преувеличила.
Это вроде бы задело чувства Камиллы. Взгляд ее потеплел. Уж она-то знала, что такое преувеличивающий некромант.
– Очень есть хочу разве что. Ну как, по-твоему, я в порядке?
– Да, – ответила Камилла и вытащила из сумки какую-то неприятную стеклянную штуку, – это меня и беспокоит. Страж сказал, что ты будешь в коме. Бери.
Штуку, к счастью, пришлось сунуть просто в рот, а вторую под мышку. Гидеон подчинилась, потому что раньше уже сталкивалась с Камиллой из Шестого дома и теперь слегка ее побаивалась. Та осмотрела ее пальцы, заглянула в уши. Неизвестно, что она нашла, но она записала все в пухлый блокнот огрызком карандаша. И еще пульс, который она тщательно измерила. Камилла долго изучала цифры, а потом тряхнула головой:
– Ты в норме. А не должна. Но с тобой все в порядке.
– Почему Секстус не захотел творить это заклинание? – открытым текстом спросила Гидеон.
Инструменты были протерты и спрятаны обратно в сумку. Сначала рыцарь Шестого дома не ответила. Потом отвела прядь волос с овального угрюмого лица и сказала:
– Страж провел вычисления. Мы с ним могли… сделать это, но… С оговорками.
– Это какими?
– Необратимое повреждение моего мозга, – коротко ответила Камилла, – если бы он не исправил его немедленно.
– Но я-то здорова.
– Ну никто же не говорит, что у тебя вообще были мозги.
– Приму это как очень тонкую шутку. Прошу записать, что я смеялась. Эй, Септимус же сказала, что Восьмые сделают это с легкостью.
– Восьмой дом не учит рыцарей, – ответила Камилла еще резче, – он выращивает аккумуляторы. Ищет генетические пары для некромантов. Он растил рыцаря с самого детства. Мозг Восьмого может и пострадать. Его мозг никому не нужен. А госпожа Септимус… слишком уж верит в сказки. Как всегда.
