– Пардон?
– Запрыгивай, говорю, солнышко. Давай, ты знаешь, что делать.
– Очевидно, нет, и никогда больше не называй меня солнышком.
– Я говорю, высоси из меня энергию.
– Нав…
– Шестые смотрят, – резко сказала Гидеон.
Эта фраза добила Харроу, причем добила не стилетом, а молотом. Некромантка замолкла. Она возмущалась, и ее рыцарь не понимала чему. Разве что это было омерзение от мысли о том, что ей опять ничего не оставалось, кроме как прибегнуть к помощи своего рыцаря, девчонки, которая продолбалась так сильно, что во вселенной начали по-новому понимать слово «продалбываться».
– Рукав закатывать не надо, дура, – вот и все, что она сказала.
И Гидеон начало выворачивать и высасывать. Это было так же мерзко, как в прошлый раз, но заняло намного меньше времени, чем жуткая прогулка через комнату и обратно. А еще теперь Гидеон знала, чего ждать. Боль можно было, как всегда, назвать ужасной. Она не закричала, хотя, возможно, это было бы достойнее, вместо этого она скулила и хрюкала, пока некромантка забирала у нее что-то, корябая при этом душу. Кровь закипала в жилах, потом вдруг застыла и начала царапаться внутри с каждым стуком сердца.
Харроу согнула пальцы и потянула. Через очень долгое мгновение в руках у нее оказалась неподвижная сфера спрессованного пепла и костей, серая, рябая и послушная. Замок был совершенно чистым, как будто никакого препятствия никогда не существовало. Шестые уставились на них. Наконец Паламед наклонился и заглянул в замочную скважину.
– Нонагесимус, не привыкай так ее использовать, – сказал он с явным неодобрением, – это не очень полезно и не очень красиво.
Ответила ему Гидеон:
– Ты становишься все больше похож на Сайласа Октакисерона.
– Ой, – искренне испугался Паламед и выпрямился. – Ладно, к добру или к худу, но это закончилось. Возможно, стоило это так и оставить, но я хочу, чтобы они… оно понервничало. Даже сверхъестественные силы уязвимы.
Он приложил палец к замку.
– Что, и последний ключ ты тоже прячешь? – тихо спросил он. – Или мы гонимся за ним вместе? Ну тогда давай быстрее, говнюк.
Камилла кашлянула – возможно, потому, что ее некромант говорил с дверью. Он уронил руку.
– Я тебе должен, Девятая, – сказал девушке с лицом черепа, – у тебя есть один бесплатный вопрос.
– Довольно мерзко строить из себя вместилище всех знаний, Секстус.
– А я ничего не «строю».
– Сколько ключей сейчас в игре?
Паламед вдруг улыбнулся. И тут произошла какая-то алхимия, его костистое плоское лицо преобразилось и стало почти привлекательным, а не просто кучей скул и челюстей.
– У нас есть три. У вас два – было два, пока вы не отдали один госпоже Септимус по условиям соглашения, которое она сначала предлагала мне. Кстати, тебе стоило поторговаться – она предложила мне взглянуть на ключи, которые у нее уже были. Но я полагаю, что ты и без нее получила все, чего хотела.
Харроу не отреагировала, хотя Гидеон могла поклясться, что где-то в глубоких тайниках своего мозга она орет матом.
– Один у Восьмых, а теперь они обманом получили еще два от Дульсинеи. И остается еще один.
– Третьи? – предположила Харроу.
– Нет. Кам слышала их разговор сегодня утром, у них ничего нет. И не Вторые, если только они не соврали мне после дуэли, а ты сама знаешь Вторых. Так что почаще оглядывайся. Вторые все еще ищут способ закончить все это, Третьим не нравится отставать, а Восьмые возьмут все, что захотят, и придумают оправдание. Меньше всего я уверен в Третьих, – он нахмурился, – я не понимаю, за которой из сестер следить.
– За большой, – без промедления сказала Харроу. Гидеон была абсолютно уверена, что сестры совершенно одинакового размера, и с удивлением поняла, что даже анатом в Харроу не в силах сопротивляться сиянию принцессы Короны. – Они обе весьма второсортные некромантки, но крупная сильнее. Она говорит «я», а сестра – «мы».
– Неплохо подмечено. Но я все еще не уверен. Встретимся завтра утром и обменяемся теоремами, Девятая. А пока мне надо подумать.
– О последнем ключе.
– О последнем ключе.
После короткого прощания рыцарь и некромант Шестого дома ушли, но тут, к неудовольствию Гидеон, Паламед обернулся. Все это время он не смотрел ей в глаза – возможно, по той простой причине, что она избегала его взгляда, но теперь он уставился прямо на нее. Она сглотнула, чтобы не выпалить: «прости, я тебя не ненавижу, просто я сейчас сама себя ненавижу». Вместо этого она просто отвела взгляд – полная противоположность извинениям.
– Приглядывай за ней, Нав, – быстро сказал Паламед и убежал догонять Камиллу.
– Он становится слишком самоуверенным, – сказала Преподобная дочь, глядя в удаляющиеся спины.
– Кажется, он говорил не о тебе.
Тишина тянулась долго и плохо, как пепельная масса, закрывшая замочную скважину.
– А пожалуй, – сказала Харроу. – Кстати, спасибо, что напомнила. Я официально запрещаю тебе видеться с госпожой Септимус.
– Мы серьезно об этом говорим? Нет, серьезно?
Харроу сделала очень терпеливое лицо.
– Нав. Избавь меня от этого. Дульсинея Септимус опасна.
– Ты нормальная вообще? Дульсинея Септимус высморкаться сама не способна. Меня тошнит от того, как ты это все воспринимаешь.
– А ты не задумывалась, как она ухитрилась заполучить ключ? И как это я все воспринимаю?
– Не знаю. – Гидеон реально уже тошнило. – Не знаю! Может, беда в том, что каждый раз при упоминании ее имени ты ревнуешь и ведешь себя стремно?
– Если ты заглянешь в словарь, то поймешь разницу между ревностью и завистью, и вряд ли я могу завидовать…
– Нет, это чистая ревность! – опрометчиво сказала Гидеон. – Ты начинаешь каждый раз, когда она как-то претендует на мое время.
Последовала ужасная пауза.
– Я расслабилась, – сказала некромантка, подчеркнуто не обращая внимания на последнее заявление, как будто Гидеон только что обосралась посреди коридора. Она взяла перчатки из неуклюжих рук Гидеон и натягивала их на пальцы. – Я позволила себе впасть в апатию, пока ты таскалась со всеми ненормальными дома Ханаанского по очереди.
– Это ты называешь кого-то ненормальным?
– Хватит. Теперь нам нечего прятать, зато есть что терять.
– С ней никого нет. Вдруг это придет за ней. Это смертный приговор.
– Да. У нее нет рыцаря. Вопрос не в «если», а в «когда». Пусть смерть забирает свое. Ты мне не веришь, хотя я уже доказывала свою правоту? Ладно. Тебе запрещено появляться в ее палате.
– Нет. Ни за что. Отклонено. Это не я.