– Вы не ученые?
– Не-а, – ответил Солли, – просто мудрецы.
– М-м. Что я должен сделать, чтобы стать мудрецом?
– Умереть, – ответил Енох, – и отправиться в следующее место.
– Дороговатая цена, на мой взгляд.
– Мы ее заплатили, – сказал Солли.
– А выглядите вполне живыми.
– Мы ее заплатили там, откуда мы.
– Итак, значит, здесь я могу быть только ученым. Чтобы стать мудрецом, я должен отправиться в Битмир и учредить там филиал Societas Eruditorum?
– Если честно, мы понятия не имеем, – с легким нетерпением ответил Енох. – Однако это представляется наиболее вероятным, исходя из нашего понимания, как мы сюда попали. А оно ущербно. Мы – сосуды разбитые.
– Ладно. Раз я единственный член, объявляю заседание открытым, – сказал Си-плюс. – Какое-то новое дело?
– Да, – ответил Енох. – Ваш последний хак. То есть я думаю, это будет ваш последний хак, судя по вашим жизненным показателям. Кто знает, может, вы меня еще удивите.
– Последний раз я писал код четверть века назад. Господи, как я по этому скучаю!
– Речь не совсем о программировании, – ответил Енох.
– Что ж, оно и к лучшему. Сомневаюсь, что сейчас еще бывает написанный человеком код. Только программы, которые написали программы, написанные программами, – черепахи до самого низа.
– Не до самого, – поправил Солли.
Корваллис сейчас летал довольно неуклюже – старые, неиспользуемые участки его мозга включились, с них сыпались ржавчина, пыль и паутина. Он не мог одновременно, теми же нейронами, поворачивать крылья в моделированных потоках воздуха, так что тяжело плюхнулся на стальной насест.
Затем подумал о том, что сказал Солли.
– Да, конечно! – воскликнул он наконец. – «Мусор» вечен. Если счистить слои, наросшие на другие слои, и копать все глубже и глубже, найдешь код, который написал какой-нибудь линуксоид в восьмидесятых годах двадцатого века. Примитивная файловая система. Подпрограммы выделения памяти, рассчитанные на одноядерный IBM PC, не слыхавший про интернет.
– Старые заклинания, наделенные магической силой, – заметил Енох.
– Если угодно. Я ни к чему такому не прикасался много десятков лет. Если вам нужна магия, я знаю некоторые ИИ…
– Вы переоцениваете трудность того, что мы задумали, – сказал Енох.
– Не заговаривайте мне зубы, у меня их все равно нет. Говорите прямо, что нужно.
– Скопировать файл.
– Всего-то?!
Однако на самом деле ему уже было не по себе. Он гадал, сумеет ли вспомнить юниксовскую магическую формулу для такой простой операции. У нынешних систем не было даже файлов в старом смысле. Они превратились в абстракции настолько сложные, что почти могли бы пройти тест Тьюринга, однако сохраняли некоторые файлоподобные характеристики для совместимости с прежними версиями.
Чтобы скрыть смущение, он перешел в контратаку. Не совсем корваллисовское поведение, но теперь он был отчасти вороной.
– Зачем для этого собирать очную встречу?
– Файл очень важный. И здесь, и… там, куда вы отсюда попадете.
– Он большой? Сложный? Поврежденный и требует восстановления?
– Маленький и абсолютно целый, – ответил Енох.
– Это ключ, – сообщил Солли. – Криптографический ключ. С аватарой.
– Тогда должно быть довольно просто, – сказал Корваллис. – И как выглядит аватара?
– Как здоровенный ключ, – ответил Солли. – Единственный в своем роде.
– Пока я его не скопирую.
– Вы поняли, о чем я. Не то, что стоит оставлять на видном месте.
– Можно спросить, как вы его раздобыли? – Корваллис начал догадываться, куда дует ветер.
– Нет, – отрезал Енох.
– Он на серверах, принадлежащих… кому-то другому?
– Его скопировали с серверов вроде тех, про которые вы думаете, – сказал Енох, – и его надо скопировать еще раз, чтобы полностью передать под ваш контроль. Мы думаем, он вам может понадобиться.
– Господи! – воскликнул Си-плюс. – Это…
– Не произносите вслух, – оборвал его Енох.
– Сколько времени эта копия лежит на каком-то левом сервере?
– Девять лет, – ответил Солли.
Это подтвердило догадку Корваллиса. Девять лет назад верховные сисадмины Зелрек-Аалберга объявили, что наконец-то ликвидировали уязвимость, позволявшую ВоЖду появляться заново. Закрыли дыру и выбросили ключ.
– Я обратился в слух, – объявил Корваллис Кавасаки.
– По-моему, вы обратились в птицу, – заметил Солли. – Но как скажете.
Часть 10
48
Шесть рассветов кряду новая душа мерцала на ветке старого дерева и меркла в свете дня. Прим, выглядывая из окна в предутренний час, видела ее как звездочку в тумане. Даже днем Прим с травы под деревом могла различить новую душу по легкому искажению воздуха.
На седьмое утро душа, видимо, отчаялась засиять собственным светом, потемнела и сгустилась в черную птицу. Птица сидела на ветке несколько дней. Ее можно было бы принять за мертвую, если бы она не переминалась с лапки на лапку от порывов холодного ветра с гор. Когда ветер ерошил ее перья, она чуточку разводила крылья, осваивая, как они работают, затем снова прижимала их к телу и закрывала глаза.
Те ветки старого дерева, что еще давали яблоки, были усыпаны белыми цветами. К тому времени, как лепестки завяли и облетели, черная птица вполне оформилась и научилась летать, хотя не очень хорошо. Как-то утром Прим, проснувшись, выглянула в окно, не увидела птицы на ветке и огорчилась. Тут утреннюю тишину разорвало хлопанье черных крыльев и скрежет когтей по каменному подоконнику. Прим отскочила от окна. Птица села на раму и с любопытством глянула на Прим.
– Меня зовут Корвус. И я не такой, как другие души, явившиеся на Землю, хоть и не помню почему.
– О, это точно, – ответила Прим.
Она никогда не слышала, чтобы новая душа оформилась и обрела дар речи так быстро. Появись Корвус в других частях страны, тамошние суеверные жители его бы убили. Ему повезло возникнуть в саду Калладонов, потому что Калладоны – не такие, как все.
– Меня зовут Прим, – сказала она. – Я из семьи Калладонов. Это Калла.
– Что означают эти слова? Прим? Калладоны?
– О, это не такие слова! – ответила она. – Понимаешь, некоторые слова очень древние и смысл их забылся.
– Значит, Калладоны живут здесь давно.
Она кивнула:
– Мы построили наш дом на спине спящего великана на заре Третьей эпохи, если тебе это что-нибудь говорит.
