Прим ничего не оставалось, кроме как самым любезным образом поблагодарить женщину и пойти, куда ее отвели: в комнатку на сторожевой башне, охраняемую ульдармами, но предназначенную для автохтонов или их гостей. Там был балкончик с видом на разлом и Становье по другую его сторону. Что до ванны и стульчака, Прим таких прежде не видела. Их дом в Калле считался очень хорошим, и она не испытывала там никаких неудобств, но в сравнении с тем, как все было устроено здесь, он казался бедным и убогим.
Вместо одеяла ей принесли другую одежду: белое платье примерно того же покроя, что у автохтонки. Прим сперва нашла его очень непрактичным, потом сообразила, что, когда ульдармы выносят за тобой ночной горшок и выполняют другую черную работу, вполне можно ходить в длинном платье.
На обед ее отвели на первый этаж. Здесь автохтоны, присматривающие за набережной, и несколько их гостей из числа порожденья сидели за длинными столами, а еду им подавали ульдармы в одинаковых ливреях. Прим внимательно слушала разговоры, но мало что понимала. То есть речь автохтонов она разбирала хорошо, но смысл бесед – абстракции, связанные с деньгами, законами, порядком в городе и тем, как управляться с ульдармами, – от нее ускользал. Простая трещенбергская девушка, за которую она себя выдавала, не поняла бы почти ничего, так что играть роль было несложно: Прим ела, отвечала, когда к ней обращались, и разглядывала картины на стене. Они изображали те же события, что картины и шпалеры в пиршественном зале Калладонов, но до Прим не сразу это дошло, поскольку злодеи в них стали героями и наоборот.
На следующий день Истина повезла ее в Храм. Разумеется, ни один автохтон не подумал бы проделать такой путь пешком. Большой конь мог нести двоих, но Прим спросила, нельзя ли ей попробовать сесть в седло. Истина ответила, что возьмет для нее лошадь своего знакомого.
Прим с детства ездила верхом и прекрасно управлялась с лошадьми, но притворилась, будто ничего в этом не смыслит, и внимательно выслушала объяснения конюхов. Впрочем, она не сумела бы изобразить, что боится лошадей. Ей подвели большого и сильного вороного коня. Тот почувствовал уверенность Прим и вел себя так покладисто, что Истина даже удивилась. Прим пришлось выдумать объяснение, будто в их доме на Трещенберге держали нескольких тягловых животных и ее обязанностью было их чистить.
Снизу серпантин казался очень длинным, и Прим страшилась долгого разговора с автохтонкой. Как выяснилось, зря: убедившись, что гостья не упадет с лошади, Истина уже не старалась ехать рядом и поддерживать беседу. Так что у Прим было много времени подумать о неожиданном повороте, который принял для нее Подвиг.
По любым разумным меркам все складывалось хуже некуда, однако поездка через лес на склоне горы странным образом казалась более обыденной, чем Подвиг как таковой. Как будто она на родной Калле и просто решила прогуляться верхом.
Чувство это развеялось, едва они выехали на хребет и увидели Храм. Зрелище было настолько поразительное, что Прим натянула поводья и некоторое время разглядывала его во все глаза.
Почти прямо впереди торчала неказистая приземистая башня – по урокам истории Прим догадывалась, что это первоначальный Элохрам. Рядом располагались почти такие же старые ворота. Прим знала, что здесь начинается – или кончается, это уж с какой стороны смотреть – дорога к Дальнему Кишему на другом краю Земли. Вдоль дороги тянулись каменные здания, размером и древностью примерно такие же, как во Второэле.
Однако старые убогие постройки составляли лишь крохотную часть комплекса. По легенде, автохтоны разыскали место, где Плутон заботливо оставил мощную залежь белого камня, приручили множество ульдармов и заставили тех целый эон громоздить одну плиту на другую, возводя еще более высокие здания. Одно, величественное, было обращено на восток к далекому Дворцу, второе, грандиозное, – к Второэлу, Первому разлому и лежащему за разломом Осколью.
Позже, когда замыслы, камень или ульдармы исчерпались, сюда дотянулся Улей. Он медленно расползался, выпуская по пути отростки, словно вьющаяся по дереву лиана. Добравшись до храмового комплекса, он начал ветвиться и расширяться, заполняя пространство между строениями пористой массой ячеек. Прим это напомнило, как бывает, если оставишь тесто подходить и забудешь про него, а когда вспомнишь наконец, то видишь, что оно вылезло из миски и растеклось повсюду. Однако соты обходили двери и окна: те по-прежнему смотрели ровными рядами из бугристого материала Улья, лишенного, на взгляд автохтонов или порожденья, всякой осмысленной упорядоченности.
Прим подумалось, что она уже довольно давно остановила коня, однако Истина – та ехала чуть впереди – не выказывает обычного нетерпения. Она позволила своей лошади щипать траву на широкой лужайке перед западным краем Храмового комплекса и просто сидела в седле, тихая, но внимательная, как будто вслушивается в музыку. Прим убедила своего коня оторваться от травы и медленно подъехала к Истине. Автохтонка даже не обернулась. Она по-прежнему смотрела на восток, словно продрогла и вымокла под дождем, а теперь греется на солнышке. Именно таким было ее выражение, когда Прим заехала вперед и глянула автохтонке в лицо. Тем временем сама Прим ощутила тихое гудение, пронизывающее воздух и землю.
– Улей, – сказала Истина. – Для меня он непостижим, но даже через это немногое я ощущаю связь с ним и с Элом.
Они оставили коней пастись у ворот. Истина показала гостье старую башню Элохрама. Там уже не обретали форму новоявленные души, но Прим увидела старинные статуи, по которым в древности лепили свой облик элгородские души, – нечто среднее между ульдармами и порожденьем. Теперь для этой цели служило куда большее здание, с каменными ульдармами разных подвидов – образцами для душ, которым предстоит трудиться внизу. У того же здания были верхние этажи; Истина объяснила, что там полностью оформленные ульдармы учатся выносить ночные горшки, резать овощи, обтесывать камни или сражаться.
Бойцы, овладевшие начальными навыками, бо€льшую часть времени проводили снаружи – маршировали строем по утоптанной земле под началом конных автохтонов. Те были разного ранга и жили в бараках, где у каждого была отдельная кровать или комната в зависимости от пола и старшинства. Истина проходила и через мужские казармы, и через женские по-хозяйски, и каждый встреченный автохтон почтительно ее приветствовал, с любопытством косясь на Прим. В казармах были бани – мужчины-автохтоны, выходя из них, прикрывались полотенцами. Это вызвало у Прим вопрос, который она прежде не отваживалась задать. Она знала – по крайней мере, ей говорили, – что автохтонки не беременеют. Они никогда не были детьми. Эл создает их у себя во Дворце уже взрослыми.
– У нас такие же органы совокупления, как у вас, – сказала Истина.
Они миновали казармы и шли по краю двора, где несколько десятков ульдармов стреляли из лука по мишеням – условно гуманоидным пучкам соломы. Не в первый раз Прим почувствовала, что Истина как-то читает ее мысли.
– Наше совокупление не ведет к созданию новых душ, – продолжала Истина. – Весна совершила ошибку, когда наделила своих детей этой способностью. Мы не думаем, что она действовала со злым умыслом. Просто неразумно – поддавшись на хитрость Ждода, желавшего заселить всю Землю своим порождением. Эл создает нас ровно столько, сколько надо для поддержания порядка. Ульдармы, дай им волю, превратили бы Землю в пустыню, и наша задача – следить, чтобы их труд был Земле на пользу, а не во вред.
