Кверк бросила учебу и объявила, что готова служить писцом у любого желающего. Так она и познакомилась с Ломом. Тот в кои-то веки выбрался в Торавитранакс, поскольку нуждался в писце. Прежний исчез внезапно и необъяснимо, «скорее всего его сдуло с обрыва штормовым ветром». Несмотря на определенные странности нанимателя и явные изъяны предлагаемого места, Кверк оно пришлось по душе. Она не любила Землю, а в каком-то смысле Последний оскол и Новейший разлом отстояли от Земли дальше всего. Да, если смотреть в высоты полета огромного говорящего ворона, были и более далекие осколы, но этот казался самым удаленным из-за того, что новый, и огненный, и безлюдный, если не считать Лома. И при этом достаточно близок к Торавитранаксу – можно ездить туда несколько раз в год и узнавать, нет ли вестей от близких (хотя по тому, как Кверк это сказала, было понятно – она уже ни на что не надеется). Но больше всего ее пленила сама работа. Почти все, о чем любил говорить Лом, наводило ее на мысль о добыче драгоценных камней и передававшихся в семье знаниях, как эти камни возникают и где их искать. У Лома была в голове четкая картина рождения драгоценных камней, хотя он и презирал их добычу. Итак, Кверк отправилась с ним и ни разу об этом не пожалела – хотя, по ее словам, питаться хотелось бы разнообразнее.
Кверк готовила и накрывала на стол, поэтому иногда прерывала рассказ, и тогда Прим с любопытством разглядывала дом. Издали он казался ветхим из-за крыши, собранной из того, что море выбрасывало на берег.
Но такой была только крыша, само же здание выглядело невероятно прочным, поскольку не было выстроено в обычном смысле слова. Значительная его часть располагалась ниже уровня земли, прямо в скальном основании; квадратная яма, глубиной примерно в рост Прим, делилась на три комнаты каменными перегородками. Однако стены не были сложены из камней – они составляли единое целое со скалой. Стол, за которым они ели рыбу, рос из пола каменным грибом. Свечи, котелки, книги хранились в удобных стенных нишах. Удивительнее всего был водосток в каменном полу – гладкий тоннель куда-то наружу. Никакие ульдармы с долотами и молотами такого бы не сделали. Однако он тут был, и Лом с Кверк преспокойно выливали в него помои. Судя по запахам, заканчивался он где-то в очень горячем месте. Прим в жизни такого не видела. У нее напрашивалось только одно сравнение: если взять глыбу льда, вырубленную из замерзшего озера далеко на севере, и воткнуть в нее раскаленный железный прут, получится что-то похожее.
По преданиям, так Ждод и те, кто пришел за ним, творили Дворец, Столп и Первый город. Собственно, и сама Земля была как-то создана – обычно объясняли, что Ждод творил ее в полете силой воображения. Увидь Прим такое жилье в середине Земли, она бы сочла, что Ждод либо Плутон создали его для каких-то своих надобностей, а Лом просто нашел. Но Последний оскол вроде бы возник недавно.
Как-то, когда Корвус говорил ночью с Эддой и Пеганом, Прим услышала слово «литопласт». Первая часть означала «камень», вторая была связана с приданием формы. Тогда Прим не поняла, о чем это, а теперь думала: может, это и есть слово для таких, как Лом?
Корвус демонстрировал почти оскорбительное безразличие к рассказу Кверк. Он сам добыл себе рыбу из океана и прилетел с нею в когтях. Так что слушать Кверк им мешали грубые звуки, с которыми он рвал рыбу и заглатывал куски. Однако он вспомнил про вежливость и подскакал ближе, когда заговорил Лом, – возможно, история Кверк развязала ему язык.
– Я не Плутон, – начал он.
Наступившее молчание было таким красноречивым, что Лом соблаговолил объясниться:
– Некоторые приходят сюда, как вы, потому что думают, будто я Плутон.
– Лом, позволь развеять твои опасения на сей счет, – сказал Корвус. – Мы исключительно сведущи даже по высочайшим меркам земельной аристократии Каллы. В частности, мы с Прим видели много удивительного. Думаю, на двоих у нас довольное четкое представление о том, как обстоят дела. Уверяю тебя, мы бы никогда не совершили такой грубой ошибки – не спутали тебя с давно изгнанным членом Пантеона, известным как Плутон.
– Впрочем, я с ним встречался, – заметил Лом совсем не тем тоном, каким обычно сообщают поразительные новости.
На сей раз изумленное молчание длилось еще дольше. Даже Корвус не нашелся с ответом. Первым заговорил Мард – самый наивный из членов отряда, не стесняющийся своей наивности.
– Ух ты! Как же это получилось, если Плутон заброшен на небо, а ты живешь на Земле? Ты из старых душ Первого города и знал членов Пантеона до того, как Эл их вышвырнул?
– Я не настолько стар, – ответил Лом. – Я действительно жил в Первом городе незадолго до того, как Ждод его разрушил, и видел членов Пантеона издали. Однако к тому времени они уже отдалились от простых душ вроде меня, и к тому же Плутон был самым необщительным из старых богов.
– Методом исключения получается, что ты встречался с Плутоном… уже после его изгнания? Ты посещал Алую Паутину? – скептически осведомился Лин.
– Да и нет. – Лом скрестил руки на груди и глянул Корвусу прямо в глаз.
– Это все, что мне нужно было знать, – сказал Корвус. – Идем.
– Мы только начали слушать историю Лома! – воскликнула Прим. – Мы не можем так сразу от него уйти!
– Он идет с нами, – объяснил Корвус.
– И куда это мы все вместе отправимся? – спросил Лом.
– Ты знаешь, – ответил Корвус.
Лом, хоть и редко покидал свое жилище, очевидно, делал это и раньше, поскольку на сей счет имелась процедура. Кверк с ней знакома не была, из чего можно было заключить, что в последнее время он дом не покидал. Идеально круглая трещина в полу оказалась краем люка примерно в ладонь толщиной; Мард с Лином не без труда подняли и откатили крышку, явив взглядам цилиндрическую дыру глубиной примерно в половину человеческого роста. Как все остальное в доме (кроме собранного из выброшенных на берег обломков), дыра выглядела не пробитой в скале, а такой, будто была тут всегда. Туда Лом убрал то, что могло пострадать от огня или воды: записи Кверк, чистую бумагу, старые книги. Оттуда он извлек еще более старые книги и некий большой предмет. Этот предмет, который Лом называл ящиком для образцов, получил у Марда, Лина, Прим и Кверк (вынужденных по очереди его нести) прозвище «треклятая хреновина». Но это в будущем, а сейчас они опустили на место каменный диск. Кверк сняла с полок несколько мешочков и глиняных горшков, в том числе один с этикеткой «КОСТИ», насыпала оттуда какие-то порошки, добавила воды, песка, замесила раствор и зацементировала им крышку люка.
Потом все просто вышли из дома. Этому предшествовал разговор между Ломом и огромным говорящим вороном, занявший не больше времени, чем потребовалось младшим участникам Подвига на мытье посуды. Разговаривали они там, где другие их не слышали. Далеко уходить не пришлось – свист ветра, рокот прибоя, шипение и бурление Новейшего разлома заглушали слова в шаге от входа. Корвус определенно не утратил способность увлекать незнакомых людей (если Лом вообще человек) в Подвиг. Пеган Калладон в свое время согласился пойти с Корвусом потому, что считал Подвиги достойным занятием для Калладонов и Буфректов; Прим, вспомнив это сейчас, подумала: Корвус как-то умеет представить Подвиг нужным именно для собеседника. Какие доводы он нашел в случае Лома, Прим не бралась даже гадать.
