Книга Вокруг Апокалипсиса, страница 102 – Гай Аноним

С этим человеком мы недавно знакомились. Он был молод, хорош собой и невероятно богат. К моменту знакомства с Жанной Жилю де Монморанси-Лавалю, барону де Ре, исполнилось 24 года — по меркам средневековья, это возраст расцвета и перехода от юности к зрелости. По отцовской линии Жиль де Ре приходился внучатым племянником одному из величайших полководцев Столетней войны, Бертрану дю Геклену. Он унаследовал фантастическое состояние, площадь его земель превосходила владения герцога Бретонского, а семья контролировала едва ли не половину солеварен Бретани и, соответственно, получала баснословный доход на экспорте этого невероятно ценного по тем временам продукта.

Маршал Жиль де Ре, гравюра Яна Даржена, 1863. На основе портрета XVI века.

Мы помним, что Жиль де Ре некоторое время содержал на свои средства «буржского королька» и финансировал военные операции, поскольку со средствами у дофина Карла дела обстояли крайне скверно, а барон являлся пусть и не самым убежденным, но все-таки арманьяком, не жалевшим средств для сеньора. Наконец, благодаря деду и опекуну, Жану де Краону, Жиль де Ре получил блестящее образование. Он читал по меньшей мере на латинском и древнегреческом языках и увлекался коллекционированием книг, собрав богатую библиотеку — явление довольно редкое для рыцарства XV века с его огрубевшими за десятилетия войны нравами. Одновременно с этим Жиль показал себя отличным военным, безупречным рыцарем и человеком абсолютно бесстрашным.

Вот такой добрый молодец был представлен ко двору дофина ориентировочно в 1427 году, когда коннетаблем Франции (точнее, того, что от Франции осталось после договора в Труа) становится Жорж де Ла Тремуйль, коему барон де Ре приходился отдаленным родственником. Дальнейшее общеизвестно — стремительная придворная карьера, участие вместе с Жанной д’Арк в Орлеанском деле и битве при Патэ, коронация дофина в Реймсе, звание маршала Франции в 25 лет.

Однако в 1432 году политическая и военная звезда Жиля де Ре заходит, он удаляется в свои владения, где занимается сочинительством и даже театром — по его заказу пишется «Орлеанская мистерия», восхваляющая подвиги Жанны и, конечно же, ее соратников. Потом он окружает себя алхимиками и магами, якобы занимается чернокнижием и демонопоклонничеством, а в 1440 году попадает под суд по обвинению в серийных убийствах, содомии, колдовстве и прочих вопиющих негодяйствах. Приговор был обвинительным, Жиля де Ре казнили в Нанте 26 октября 1440 года, спустя десятилетие после его прощания с Жанной…

Суд над Жилем де Ре. Позднейшая миниатюра XVII века.

Второй из ближайших соратников Жанны, гасконец Этьен де Виньоль, сеньор де Куси по прозвищу Ла Гир (Гнев), был полным антиподом утонченному и образованному Жилю де Ре, который — вы только вообразите — читал книжки! Пожалуй, более отталкивающего персонажа в окружении дофина Карла не было: по всем сообщениям современников, к Ла Гиру применительна единственная характеристика — отпетый висельник. Именно Виньолю, по легенде, принадлежит замечательный афоризм, полностью в духе его характера: «Будь Господь солдатом, он бы тоже грабил!»

Ла Гир не умел ни читать, ни писать, отличался феноменальным талантом к сквернословию, характером был совершенно необуздан и свиреп, пленительной внешностью не обладал, сильно хромал — он остался инвалидом после нелепого случая, когда на него в одном из грязных постоялых дворов обвалилась печная труба, сломав в нескольких местах правую ногу. Классический типаж рыцаря-разбойника!

После сожжения Жанны в Руане Ла Гир устроил бургиньонам персональную месть, на протяжении нескольких лет нагромоздив буквально штабеля трупов — Дева ничего подобного явно не одобрила бы, но Виньоль не рефлексировал: он стал карающим мечом Франции. Весной 1429 года, с появлением Жанны в Шиноне, этому рубаке было около сорока лет — а столь почтенный возраст с учетом беспрестанных сражений означает одно: он был профессионалом исключительно высокого класса, способным выжить в любой критической ситуации.

Загадка личности Жанны д’Арк состоит и в том, что Дева практически моментально сумела очаровать столь разных людей, как Жиль де Ре и Ла Гир. Если Дюнуа, герцог Алансонский или Потон де Сентрайль, шедшие вместе с Жанной к Орлеану, являлись в общем-то обычными для своей эпохи людьми, то эта парочка на общем фоне выделяется слишком контрастно — особенно с учетом того, что мы знаем о бароне де Ре и Этьене Виньоле.

Ла Гир и Потон де Сентрайль. Миниатюра ок. 1484 г.

Ла Гир так и вообще оказался одним из первых, кто признал в Деве божественный знак, символ, поверил в нее совершенно искренне — а этого головореза и мародера, заметим, трудно назвать человеком романтичным и тонко чувствующим.

Жанна заставила Виньоля сходить к исповеди, хотя к церковным обрядам он относился без особого пиетета; наконец, Жанна, относившаяся к сквернословию и богохульству совершенно нетерпимо, простила ему пошлейшую двусмысленность — Дева клялась древком своего знамени, Ла Гир перенял эту манеру и тоже начал клясться своим «древком». Тот факт, что Жанна имела на столь буйного типа серьезное влияние, неоспорим, но абсолютно непонятно, как и почему наемник, для которого убить человека было столь же просто, как высморкаться, безоговорочно ей поверил и смирил свой жутковатый норов. Точнее — уверовал в Деву, что, впрочем, совершенно не помешало ему впоследствии безжалостно выпускать кишки бургундцам в качестве кровавой вендетты за сожженную Деву.

Еще более сложная ситуация складывается с Жилем де Ре в свете его дальнейшей деятельности и предъявленных обвинений. Хорошее образование тогда включало обязательный курс богословия, и в целом бретонский барон должен был неплохо разбираться в религиозных тонкостях, умея отличить мошенницу от потенциальной святой.

Больше того, увлечение Жиля де Ре оккультизмом и алхимией (вполне доказанное очевидцами) подразумевало, что молодой человек интересовался колдовскими знаниями с юности, а следовательно, его притягивало все связанное с «потусторонним». Не в этом ли секрет его увлечения Жанной, в котором, впрочем, как и у Ла Гира и остальных, не было ни малейшего оттенка сексуальности?

Ну, а если предположить, что все те ужасы, которые Жиль де Ре якобы совершил в следующее десятилетие (желающие могут поинтересоваться устрашающими подробностями обвинения по его делу самостоятельно), реальны хотя бы на четверть, то что же получается? Жанна, которой даже скептики не отказывают в большем или меньшем даре ясновидения, не сумела разглядеть в нем монстра? Следовательно, не такая уж она и святая? Или наоборот — Жиль де Ре через десять лет стал жертвой сфальсифицированного обвинения? Последняя версия тоже существует и подробно обсуждается исследователями.