Как мы видим, ранние христиане и Отцы Церкви относятся к данной проблеме совершенно спокойно, упирая в основном на нравственный аспект — не разжигайся, а уж посещаешь ты баню или нет — дело частное. Однако следует взглянуть и на другую сторону медали.
После глобальной общественно-политической катастрофы — падения Рима под ударами варваров — и с наступлением Темных зремен в христианских общинах усилилось ощущение приближения апокалипсиса. Было от чего прийти в уныние: рухнула экономика, империя распалась на десятки даже не государств, а территорий, контролируемых варварскими вождями, постоянно враждующими промеж собой; войны, разорения, непрекращающееся насилие стали удручающей обыденностью, наступило истинное безвременье.
Пустеют деревни, в городах погибает ремесло, исчезают школы, численность населения резко снижается, качество жизни по сравнению с Римом падает до неприемлемого уровня. Антихриста ждали буквально со дня на день.
Что делать? Верно, готовиться к концу света. Спасать душу.
С IV–V веков мы наблюдаем резкий всплеск числа монастырей — они и раньше основывались как прибежища особо благочестивых христиан, ищущих молитвенного уединения и созерцательной жизни, но теперь количество обителей вырастает на порядок. Причем уставы и правила в этих монастырях становятся невероятно строги — господствует аскеза и полное отречение от всего земного, причем иногда аскеза и фанатизм доходят до абсурда, осуждаемого даже священниками. Мытье и бани в таких обителях считались абсолютно греховными и недопустимыми. Оказывали монахи-аскеты влияние на прихожан? Скорее да, чем нет.
В начале VI века св. Бенедикт Нурсийский, отнюдь не сторонник тотальной аскезы, предпочитавший взвешенный подход к жизни в обители, создает «универсальный» монастырский устав, ставший образцом для многих монашеских орденов будущего. Вопрос бань там затронут в пункте 36: «Бани для больных готовить сколько нужно; а для здоровых, особенно молодых, пореже ее дозволять», — то есть св. Бенедикт рассматривал баню исключительно как медицинское средство.
Возникает понятие о таком грехе, как luxuria — «роскошная разнеженность», «греховное удобство»: монаху негоже получать от неких действий, включая омовение, удовольствие, отвлекающее инока от молитвы и служения. При этом никакого запрета на бани у св. Бенедикта вовсе нет — главное, не злоупотреблять.
Примерно такого же взгляда придерживаются братья-августинцы, чей орден был создан куда позже, в 1244 году, из нескольких тосканских монашеских общин. В пункте 5 устава мы читаем:
«…Телу также нельзя отказывать в омовении, если требует того болезнь. В случае оной следует безропотно совершить омовение согласно предписаниям врачебной науки, а если кто не захочет, пусть подчинится приказу начальствующего и совершит то, что необходимо для исцеления. <…> В баню ли, в иное ли место надобно вам идти, пусть будет вас не менее двух или трех. Имеющий же надобность выйти из монастыря должен идти с тем, кого назначит начальствующий».
Впоследствии уставом августинцев с минимальными изменениями пользовались и доминиканцы. В отдельных обителях предписывалось совершать обязательное омовение на Рождество, Пасху и Троицу. Проще говоря, в монастырях раннего и Высокого Средневековья баня и купальни не были чем-то экзотическим — что мы, кстати, недавно наблюдали на примере сочинения св. Григория Турского о женском монастыре в Пуатье.
Ну, а что же происходило за стенами обителей в эпоху Темных веков? Мы уже видели, как купались в термах Вероны лангобардские вожди. Византийский историк Зосима повествует о том, как готский рикс Аларих (тот самый, что взял Рим в 410 году) был принят с почетом в греческих Афинах и «в самом городе побывал в бане и пировал со знатнейшими гражданами».
Теодорих Великий, правитель королевства остготов со столицей в Равенне, в начале VI века пишет подробное письмо в Падую, архитектору Алоизиусу, требуя восстановить бани и купальни в Абано Терме. Варвары охотно пользовались римским наследием, но с общим падением культуры строительства термы приходили в упадок и со временем разрушались — у готских и лангобардских королей попросту не хватало ни средств, ни знающих специалистов для поддержания в рабочем состоянии столь сложных инженерных сооружений.
Заглавная буквица в виде кадушки с купающимися. Брюгге, 1542 г. Любопытно, что сверху изображен демон; это свидетельствует об осуждении купания автором миниатюры.
А народ в своей массе, спросите вы? Ответа нет по понятной причине: сведения отсутствуют. Всего за каких-то столетие-полтора в Западной Европе исчезают летописи, подробные хозяйственные записи, хроники городов. Опускается туманная ночь Темных веков, и первые проблески рассвета появляются лишь с приходом Меровингов и столь выдающихся деятелей Церкви, как Григорий Турский.
Так или иначе, в период с VI примерно по X столетие мы имеем дело с «исторической черной дырой», и что тогда происходило в интересующей нас области — одному Богу известно. Вариантов два: или банное ремесло стремительно деградировало и скатилось на варварский уровень (обычные деревянные парные, наподобие древнеисландских), или окончательно исчезло. Последняя версия кажется сомнительной — см. выше историю с ремонтом в монастыре св. Радегунды, да и всплеск массового интереса к баням с наступлением Высокого Средневековья должен был иметь некий фундамент, заложенный в прошлом.
Одно несомненно — Темные века и поразивший многие христианские общины психоз аскезы перед предполагаемым концом света сохранению и тем более развитию гигиены никак не способствовали.
Впереди же было еще одно испытание — тысячелетие Пришествия Христова, ставшее знаковым и переломным моментом как в истории Средних веков, так и банного искусства. Как это ни странно прозвучит, но эсхатологические настроения и вопрос гигиены тогда были увязаны довольно тесно…
* * *
Христианская эсхатология появилась вместе с основанием Церкви — о Втором Пришествии и конце света мы читаем у Матфея и Иоанна Богослова, ранние религиозные авторы наподобие Ипполита Римского, Иренея Лионского или Оригена даже пытаются вычислить точную дату — в основном бытовало два мнения: или 1000 год от Рождества, или 7000 год от Сотворения, сиречь — 1492.
Мы только что говорили о суровейшей аскезе начала Темных веков. Впоследствии такие монастыри, где фанатизм, а местами и проистекающее от него изуверство были чем-то само собой разумеющимся, начали замещаться обителями регулярными, с вполне либеральным, пускай и строгим уставом. Однако общее ожидание скорого апокалипсиса никуда не исчезло — слишком глубоко в массовом бессознательном укоренилась догма о том, что этот мир просуществует всего тысячу лет и затем сгинет в очищающем пламени.
По мере приближения Тысячелетия начал нарастать массовый психоз, настоящая психическая эпидемия, распространившаяся по всей Западной Европе. Конец света назначался несколько раз — например, совпадение дня Пасхи с Благовещением в 992 году. Монастыри оказались переполнены кающимися мирянами, толпы осаждали церкви, богатые раздавали имущество и деньги беднякам, те, в свою очередь, выбрасывали золото в канавы, как не имеющее никакой ценности перед Страшным судом. Назначенный день прошел, но, разумеется, ничего не случилось.
